- Какая чудесная у нас была компания в монастыре, какие вина, какие игры... Вдруг в один день все закончилось, и я сбежал, чтобы Аурелла Фальконе не свалила на меня всю ответственность.
- Я помню, - сказал Книжник, - Я и сам тогда ушел, чтобы меня не заставили под пыткой раскрыть тайны исповедей.
- Потом мы встретили старика Джанфранко в Венеции, тут-то все и завертелось. Главное, что я должен сказать, братья, самое важное, ради чего я молил Господа отложить мою смерть, пока не скажу вам, это что мы всегда работали в убыток.
- Как? Мы бы разорились!
- Я добавлял из своих сбережений. Я понимаю, что согрешил, потому что не отказался от своего имущества, принимая постриг.
- Отпускаю тебе этот грех, - сказал Книжник.
- Подожди ты про грехи, слушай дальше. Я давал взятки, откупался, платил за покровительство. Как вы думаете, почему нас никогда не беспокоили в Чивитавеккье?
Тодт вздохнул. Келарь немного помолчал, поморщился, но продолжил шептать. Видно было, что говорить ему действительно больно.
- Ладно бы только это. В конце концов, можно со всеми наладить отношения. Но у нас же сразу воровали все, что не приколочено. А что приколочено, воровали чуть позже. Я сам до сих пор не понимаю всех схем, по которым нас грабили. Наверное, я так и не стал моряком.
- Я тоже, - признался Книжник.
- И я, - согласился Тодт.
- И вы, и я, и капитан. Вы только замечали, что экипаж разбегается. Если бы они разбегались с пустыми руками! Я до сих пор не понял, как, но гребцы воровали весла! У нас три раза угоняли баркас, кто-нибудь кроме меня заметил?
- Какой баркас? - спросил Тодт.
- Такую большую лодку, которая на каждой приличной галере стоит на палубе сзади-слева, напротив полевой кухни.
- Не помню. А на последней фусте баркас был?
- Был. До Неаполя. Потом сплыл. Я бы мог поискать его на других кораблях, но для меня все эти лодки одинаковые. У нас воровали запасные паруса, порох из крюйт-камеры, провизию. Господи, да у нас в прошлом году в Пизе вместе с парусом украли мачту, а капитан заметил это только в Специи, когда приказал поднять паруса. Гребцы над ним так ржали, что с ритма сбивались.
- Почему ты не говорил нам?
- Толку-то? Что бы вы сделали? Разогнали экипаж и набрали новый? Так это и так было чуть не в каждом порту.
- Я надеюсь, мы тебя не разорили? - обеспокоился Книжник.
- Ерунда, мне до конца жизни хватило, - слабо махнул рукой Келарь, - Простите, что я не справлялся.
- Прощаю, и ты нас прости, брат. Мы все были плохими моряками. Но мы старались во имя Господа.
- Бросайте это все. Продайте "Зефир", возьмите все деньги, поезжайте на Родос. У вас обоих немало талантов, но они лучше всего пригодятся на суше. Не зарывайте их в море. И госпиталии везде нужны, и пехотный командир в крепости пригодится. Я еще не умер?
- Пока нет.
- Тогда позовите, пожалуйста, оруженосца.
Книжник привел Фредерика, который все еще находится под впечатлением от внезапно свалившегося на него богатства.
- Первый раз я участвовал в битве, - продолжил Келарь, - Обычно я сидел с зажженным фонарем у крюйт-камеры.
- Зачем? - удивился Книжник.
- Чтобы поджечь или взорвать корабль, если вы проиграете.
- Но ты бы погиб первым! - удивился Тодт.
- Лучше смерть, чем невольничий рынок.
Книжник перекрестился. Тодт и Фредерик с уважением посмотрели на толстячка.
- Так вот, мы с тобой сражались плечо к плечу и не раз спасали жизнь друг другу, - пафосно, насколько возможно, произнес Келарь, - Поэтому не откажи мне в просьбе.
- Не отказываю.
- В Сиене есть банк Монте деи Паски, который принял на сохранение мои сбережения после итальянского похода Его Величества. Возьми все, что там осталось, себе.
- С удовольствием, - радостно ответил Фредерик, - Это не составит мне никакого труда.
- За это ты должен разыскать моих ближайших родственников и отдать им то, что хранится у Гуаданьи в Лионе. У меня под рубашкой пояс, в нем все документы. Брат Книжник напишет положенные бумаги, что я умер, а ты на берегу заверишь их у нотариуса.
- Обещаю сделать все как положено.
- Десятину пожертвуешь на церковь, закажешь побольше молитв за упокой моей души. На этом все.
- Клянусь святым Фредериком, что исполню Вашу последнюю волю!
- Предпоследнюю. Моя последняя воля - похороните меня на суше.
- Не беспокойся, брат. Сейчас оторвем каких-нибудь досок и сделаем тебе хороший гроб, - твердо пообещал Тодт.
- Спасибо, - ответил Келарь, - Книжник, теперь останься со мной один и отпусти грехи. Если я еще не умру, почитай мне Библию, а я посмотрю в небо и подумаю о Господе нашем Иисусе.
Пленник немного пришел в себя и почувствовал, что "Зефир" идет под парусом, но на руле какой-то посторонний человек без опыта управления легкой и быстрой бригантиной.
Габриэль открыл глаза. Сил не хватало даже приподняться, не то, что встать.
- Что за чертовщина! Кто ты такой? - спросил он сидевшего напротив незнакомого человека в докторском балахоне.
- Антонио Бонакорси, дипломированный врач, - ответил Бонакорси.
- Мы что, проиграли абордаж? К вам пришла помощь? - откуда же еще мог взяться чужой врач, как не с "Санта-Марии".