Все дороги ведут в Рим

– Что ты предлагаешь? – спросил тот. Ему было жарко. В который раз он отёр лоб пёстрым платком. Он тоже пил воду со льдом. Как замечательно сидеть в уличной таверне и пить воду со льдом, когда где-то далеко идёт война. Там – грязь, кровь, боль. А здесь – тишина. Сразу понимаешь, какой ты счастливец.

– У нас много пришлого люда – проходимцев и просто беженцев, которым некуда деваться, из Готии, из Хорезма, даже серы – и те есть. Все беженцы устремляются в столицу – надеются, что здесь им помогут. Но всем на них плевать. Это порох, и надо лишь щёлкнуть зажигалкой. Вот! – Бывший гений швырнул на стол пачку рукописных страниц.

– «Критика Готской кампании», – прочла Береника заголовок.

– Я – бывший гений самого бога Логоса. То есть гений вдвойне, – самодовольно сообщил Гюн. – Человек мягок. Прометей вылепил его из глины и забыл обжечь. В одних условиях большинство превратится в преданных псов. В других – в милых безвольных хныкалок, которые не смогут раздавить и клопа. Но стадо можно превратить в убийц и зверей. И мы будем руководить этим стадом.

– «Несведущий должен следовать за руководством разумного и быть под его властью», – прочёл Серторий первую фразу и почти без изумления обнаружил, что Гюн слово в слово повторяет мысль Платона. – Может быть прежде, Гюн, ты был гением самого Платона?

– Может быть, – Гюн вновь оскалил зубы.

– Монголы разбили наши легионы под командой Макрина, и от Готского царства ничего не осталось… – начал рассуждать Серторий.

– Тем лучше для нас, – перебил его гений. – В Италии практически нет боеспособных соединений. Вики очень удачно напали на Франкию. Если Бенит там увязнет, то Рим – наш. Монголы разгромят римлян, а мы свергнем Бенита.

– А что дальше? – осторожно спросил Серторий.

– Мы заключим мир с монголами. Им достанутся Дакия и все прочие страны Содружества на наших восточных и южных границах. Пусть делают все, что хотят. А нам оставят Италию, Галлию и Испанию. Для начала нам этого достаточно. Мы даже можем дать им пару легионов.

– У нас есть пара легионов? – подивился Серторий.

– У нас есть исполнители. Как только мы победим, у нас будет десять легионов. Десять легионов добровольцев. Со всего мира люди сбегутся к нам.

– Все это бред, – сказала Береника. – Но тем занятнее будет его осуществить.

– Как говаривал Платон, тиран – всегда «ставленник народа. Закон именно в том, чтобы повиноваться ноле одного»[33], – заметил Серторий.

II

Луций Галл был встревожен. Во-первых, он подготовил, как того требовал Бенит, закон о продлении чрезвычайных полномочий диктатора в связи с военными действиями монголов и виков. Полномочия предлагалось продлить на год, несмотря на то что императору вот-вот должно было исполниться двадцать. Надо было предварительно договориться с сенаторами о том, кто будет выступать в прениях, кто скажет похвальное слово Бениту. Как всегда в таких случаях, Галл составил список самых надёжных. Обзванивать начал лично – дело было очень уж деликатным. И… первый же телефон в этом списке ответил длинными гудками. А времени было около полуночи. Может, в лупанарий отправился наш сиятельный старичок? Галл рассмеялся язвительно – с годами смех его сделался неподражаем – и принялся набирать другой номер. В этот раз подошла секретарша и сообщила, что сенатора нет в Риме. Он отбыл утром. Куда?.. Девушка не знала.

Лишь третий в списке отозвался. И, как положено, согласился выступить.

– А кто же ещё?! – тут же воскликнул он удивлённо и вполне искренне. – Кто же ещё, кроме Бенита, будет править Римом?

Луций Галл усмехнулся, благо собеседник его не видел. Искренне верующих в гений Бенита он всегда презирал. Профессиональный политик должен продаваться, и чем дороже, тем выше его квалификация. Если ты что-то делаешь даром, значит, деньги получает другой. Галл всегда был этим «другим». Или не всегда? Неужели и он когда-то… Смешно подумать! Нет-нет, он всегда был практичным и умным. И способным предвидеть.

А говорят, в Новой Атлантиде изобрели видеофон. Враньё, конечно.

Четвёртого сенатора в списке опять не удалось отыскать.

– Отбыл к войскам, – сообщил какой-то шепелявый старческий голос. Не секретарь, скорее, а привратник. – Вместе с супругой и детьми.

К войскам с детьми?

Пятый из списка был на месте. Шестой тоже. Но выступать почему-то отказался. И при этом бормотал что-то бессвязное. Несколько раз повторил: «Какой великий артист погибает» и, даже не попрощавшись, повесил трубку. Седьмой уехал из Рима вчера – один. Впрочем, его жена и дети отдыхали с начала лета на Лазурном берегу. А вот секретарша, она же любовница по совместительству, была в истерике: патрон оставил записку с приказом ей немедленно уезжать. Но не написал – куда.