Дорогой Олень, в одном из писем ты выражаешь если не намерение, то тень его, бросить музыку, ссылаясь на безуспешность занятий. Уж сколько раз я говорил тебе о ложности самой постановки вопроса так. Чего ты хочешь, о какой успешности думаешь? Стать славной пианисткой? На это я никогда не разсчитывал и, пожалуй, не хотел бы для тебя. Эстрада — мучительное дело, требующее больших жертв, мало дающее внутреннему человеку, разлучающее с самой музыкой и переносящее интерес из музыки в самолюбие и угодничество публике. Не подменяй чистого безкорыстного любования красотою суетливой погоней за славой, кроме горя ничего не дающей. Не задавайся слишком большим. В «Воспоминаниях» Жихарева1
приводится замечательное наставление ему престарелого Мерзлякова. «Страсть к большим литературным трудам — несомненный признак мелкого таланта, точно также, как и страсть к необдуманным колоссальным предприятиям — резкий признак мелкой души: то и другое доказывает неясное сознание своей цели и заблуждение самолюбия» (стр. 334). Ты спрашиваешь о Шекспире и о футуристах. О последних я уже писал тебе, наверно ты позабыла. О Шекспире начну теперь, чтобы поговорить еще в следующий раз. Но что же можно сказать о Шекспире в нескольких строках? Ведь Ш<експир> — это океан, то бушующий, то мирноплещущийся, принимающий все возможные цвета, скрывающий в себе все мыслимые существа. Это — полнота человеческих чувств, характеров, ситуаций. Он близок к Бетховену, но по силе Шекспир охватывает весь мир человеческих возможностей, все оттенки чувства. Но над этим бушующим океаном не носится луча просветления, который так ясен в античной трагедии. Тут много благородства, но нет святости, как новой по качеству силе, активно переустраивающей. Обрати внимание. Воли без конца, воли избыток — и все-таки эта воля пассивно берет жизнь, как данную, но не ставит себе задачей преобразование и просветление ее. Шекспир выражает в этом отношении самую суть новой, возрожденской, культуры — затерянность человека в мире, устранение человека, как начала новых рядов причинности. Человек — не творец, человек, смотрящий на мир через замочную скважину, человек, которому нет места в им же придуманном мировоззрении. Этот человек не имеет корней, иных, кроме стихийных, и потому он — игралище стихий, во всем: в нравственности, в личной жизни, в семье, в государстве, в обществе, в экономике и даже в познании и искусстве (натурализм). В знач<ительной> мере то же надо сказать о Бетховене. — Крепко целую тебя, дорогая Оля, кланяйся бабушке и Ан<астасии> Фед<оровне>. Поцелуй мамочку и непременно кушай по-человечески.1.
29 февраля — 1 марта 1936 г., Кремль, быв. Кожевенный завод