1935.XII.16. Дорогой Васюшка, не получая от тебя писем, я прихожу к выводу, что ты зарываешься с работою. Мне жаль, что это так, и не по одной причине. Прежде всего, от этого страдает твоя работа. В том возрасте, в котором находишься ты, надо дать возможность выкристаллизовываться мыслям и не мешать этому процессу постоянным разбалтыванием их: надо каждый день иметь хотя бы небольшой отрезок времени для созерцания. Чего хотел бы я и жду от тебя? Латинская поговорка гласит: Non multa, sed multum, а по-русски можно было бы передать смысл: «Не многое, а большое». Мне хочется, чтобы ты не разменялся на многие мелочи, а сделал бы нечто цельное. Это не значит, что мелочей не нужно. Нет, в мелочах находит себя целое, но для этого мелочи должны быть организованы, должны направляться, определяться и собираться целым. «Целое — прежде своих частей» («прежде» — не в хронологическом, а в существенном смысле); оно порождает из себя и ради себя свои части, а не механически складывается ими, как случайными элементами и воздействиями. Ты должен найти себя самого, а для этого необходима тишина и, хотя бы временами, незасоренность сознания. Это во-первых. Во-вторых, тебе пора уже думать сериозно об организации своей жизни. Раз ты завел себе семью, то должен заботиться об ее благоустройстве, а оно прежде всего состоит во внутренней полноте и связанности. Нельзя, чтобы Наташа была предоставлена самой себе, из этого не получится ничего хорошего; наименее опасный исход — это тот, что она будет скучать, грустить, внутренне чахнуть. Но гораздо легче может случиться, что из инстинкта самосохранения она будет стараться заполнить пустоту, и тогда семья распадется, если не юридически, то фактически. Поэтому тебе необходимо позаботиться о том, чтобы ты входил в ее внутреннюю жизнь, а она — в твои интересы и во всяком случае, не оставалась одна. Третье — ты должен думать о маме и о братьях и сестрах. Говорю «должен» не в моральном смысле, о котором можешь догадываться и сам, а в смысле твоих собственных интересов, т. к., утратив живую связь с мамой, братьями и сестрами, ты потом уже не сумеешь ее возобновить и останешься в пустоте. А во имя чего? — Во имя суетных мелочей, которые в сущности тебе не нужны, даже вредны для твоего развития, — т. е. во имя пассивности и нежелания вдумываться в возможные последствия твоих поступков. Организуй же свою жизнь сознательно и целеустремленно, чтобы она определялась не случайными факторами, а замыслом, насколько это возможно. И наконец, ты должен подумать о своем здоровье — это простой расчет, ибо тебе предстоит жить и действовать, а для этого надо копить и беречь силы. Крепко целую тебя. Привет Наташе.
24–25 декабря 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус
1935.XII.24–25. Дорогой Кирилл, последние дни передо мною непрестанно встает долина Кончурки с ее заливными лугами, поросшими травой и ты, маленький, забравшийся в траву с головою и бегающий в ней с возгласом: «Я — травяное животное!» Помнишь ли, как это было, когда мы ходили по этой долине с мамочкой? А помнишь, как мы с тобой ходили по грибы. Мне живо вспоминается девственная заросль около Вифанского пруда, где пространство между мелкими болотцами-лугами, заваленное сгнившими стволами, было сплошь покрыто опятами. В эти места никто не приходит почему-то, и у меня от них впечатление каких-то лесов по Амазонке.
Отец Павел Флоренский