Все еще я

– Смотри, мама, он же голый! – прокричала девочка лет восьми, тыча в меня пальцем и дергая маму за руку.

– Не смотри на него! – процедила женщина сквозь зубы, слегка покраснев.

Уходить или остаться? Мне здесь неплохо. Я лег на спину и посмотрел на облачное небо – собирался дождь. Действительно неплохо быть бродягой или бездомным, или изгоем с десятью центами в кармане. «Завидный жених» – писали в каком-то журнале обо мне. Статья была посвящена отцу, но и про меня не забыли. Ни одна женщина не будет со мной счастлива, в конце концов, я буду убит одной из них. Или одним из них. Меня передернуло, воспоминания прошлой ночи вдруг нахлынули вновь. Я закрыл лицо руками. Никогда не жаловался на недостаток красоты, но никогда и не пользовался ей. Люди сами решали, когда им стоит трогать меня, а когда нет. Не то чтобы мне были неприятны ощущения близости их тел, но предательское чувство мужского целомудрия, щекотавшее до слез где-то в глотке, и ощущение нечистоплотности после всего этого не переставало меня покидать.

Спасение… А надо ли было меня на самом деле спасать? Моя безучастность, словно этот дождь. «Безучастный дождь – любовник твоих немых звучаний. Моя жизнь очищается под твоим напором. В конце концов ты выслушаешь меня до конца, не перебивая».

Поезда приезжали и уезжали, я забыл, сколько времени так пролежал, потому что опять уснул. Когда я проснулся в следующий раз, что-то щекотало меня за ногу. Это был холодный нос собаки. Убедившись в том, что я проснулся, она быстро куда-то убежала. Забавно, наверное, бегать по станции и нюхать ноги людей, смотреть на их ботинки и верить в то, что среди этих бесконечных пар обуви найдутся те, которые скажут: «Все, хватит, тебе больше не нужно нюхать, просто запомни мой запах и выделяй среди тысячи других только мой». Что я могу? Я без ботинок.

Неожиданно ком подкатил к горлу. Я сел, опустив ноги на бетонные плиты: асфальт мокрый (видимо, действительно был дождь), и одежда на мне вся промокла. Интересно, как долго я смогу здесь просидеть? Неожиданно я почувствовал себя Форрестом Гампом1, не хватало только тех, кто сможет просто выслушать мою историю. А была ли эта история, или я ее выдумал? Та линия, она оборвалась или продолжается, или, как эти рельсы, просто ведет в никуда?

Само состояние мне нравилось, я чувствовал себя в безопасности, хотелось просто сидеть и смотреть на закат солнца. Всевозможные оттенки красного цвета вдали заставляют почувствовать себя поэтом, художником, музыкантом и бесконечным множеством. В такой вечер можно влюбиться.

Я сидел и искал глазами то, во что я был готов влюбиться безоговорочно и бесповоротно. Впервые в жизни мне захотелось дикого, безымянного чувства. Мне захотелось человеческой плоти, оргазмов и сжигающей переполненности в животе. Я сидел, и меня всего лихорадило, на лбу выступил пот. Кто это? Я ведь на вокзале. Это может произойти в любую минуту. Я решил влюбиться.

К платформе как раз прибыл поезд, из которого вскоре начала выходить пестрая толпа, но никто не привлек моего внимания ни запахом, ни взглядом.

Я посижу еще, подожду еще… Ведь сегодня день, когда я решил влюбиться.

Очень много людей прошло мимо, и все они смотрели на меня, а я пытался отвечать им тем же. Но никто не был особо заинтересован в моей глянцевой красоте, все торопились домой, к себе.

Черт возьми, я сегодня решил влюбиться, неужели вы не видите?!

Мне стало так смешно, что я засмеялся на весь вокзал.

Кто-то показывал на меня пальцем и укоризненно мотал головой.

– Люби меня, люби… я к вам взываю… аха-ха-ха!!!

Рано или поздно кто-нибудь из них позовет полицейского, и меня в наручниках доставят в участок, куда за мной приедет подручный отца. Как предсказуемо ожидание на станции бесконечно расписанных поездов с их прибытиями и отправлениями.

Надо мной загорелся фонарь: наступила ночь, закат исчез, но чувство, вдохновленное им, осталось. Нет, мне не хотелось секса – его было предостаточно прошлой ночью – мне просто хотелось поговорить с тем, кто в разговоре выслушает меня, зная, что ему небезразлично то, что я пытаюсь сказать. Пусть я тупой, и, кроме книги «Мифы Древней Греции», мне ничего на ум не приходит, но я хочу, чтобы даже эту тупую глупость кто-то слушал и воспринимал, пусть даже не всерьез.

– Сколько нужно преодолеть остановок, чтобы найти единственно верную? – собака опять подбежала ко мне и понюхала мои перебинтованные запястья.

– Черт, – слезы потекли из глаз, хоть я и не хотел этого.

Я пытался не думать об Эстер, ведь сегодня я решил влюбиться в другую! Кроме собаки, на станции никого не осталось.

– Съесть меня хочешь? – потрепал я ее по голове, а она улеглась на мои босые ноги. До этого я и не замечал, что на самом деле было холодно, и ступни онемели. Стало тепло. Меня начало клонить в сон.

Наверное, тебя здесь не будет, когда я снова проснусь.

Наверное, ты ждешь кого-то. Я тоже жду.

Может, мы ждем одного и того же человека…

Сон