Всё еще люди. Рассказы

Алан все еще нажимал на грудную клетку Джоан, и снова нажимал, и снова. Никакой реакции. Наконец остановившись, он, стоя на коленях, заплакал. Перед ним лежало неподвижно тело одной из его матерей. Казалось, что-то вдруг сломалось в привычной реальности.

* * *

2089

Я рассказывал, что говорила мне Джоан перед смертью, все еще считая это глупостью. Как оказалось, она не врала.

Экспертизы и затем — суд. Выглядело так, будто то, что я находился под воздействием веществ, влиявших на мое поведение, помогло защите. Однако, возможно, истинной причиной мягкого приговора стало скрытое вмешательство кого-то из курировавших проект моей реабилитации.

Экспертиза якобы доказала, что всплеск агрессии был побочным действием препарата. Но я в этом сомневаюсь. По-моему, кураторы проекта и сам Центр решили мне «немного помочь».

Хотя, пожалуй, какая-то роль препарата тут есть. Чем больше росли мои чувства к Карле, тем более чувствительным я становился к оскорблениям и критике в ее адрес. Джоан в период моей реабилитации старалась воздерживаться от резкостей, но не в тот раз. Хотя и до того, как я попал в аварию, случались резкости, и тогда я тоже испытывал сильные чувства к Карле. Может, во мне накопилась неприязнь к Джоан. Или первое и второе вместе. Или экспертиза права, и все это — влияние препарата на мой измененный мозг. Не знаю.

Карла действовала просто: когда мы рядом и мое внимание сосредоточено на ней, незаметно нанести на кожу, добавить в еду или питье дорогую (и приобретенную нелегально) сильнодействующую химию — и это, к ее радости, сработало даже с моим гибридным мозгом. Она привязывала не только меня к себе, но и себя саму ко мне. Ей очень, очень хотелось, чтобы мы были вместе. Интересно, что было бы, если бы у нее не получилось? Думала ли она вообще о том, что может вызвать непредвиденные нарушения в работе моего мозга? Может, даже не рассматривала такую возможность. Или же рискнула: будь что будет? Трудно сказать, что она там думала.

Неожиданно выяснилась интересная деталь: у нее был сильно изменен головной мозг, и не просто для работы, как она говорила мне. Эти изменения схожи с теми, что бывают у хайвов, как говорил эксперт, но даже при этом аномальные. Очень странно, она ничего про это не рассказывала. Что же ты скрывала от меня, Карла? Ей назначили год заключения и психиатрическое лечение, а затем — трехлетний надзор нетхантеров. Кроме того, после выхода на свободу ее ожидало дополнительное, помимо связанного с ее рабочими модификациями, наблюдение у психиатров. Она заявила, что будет оспаривать решение. Не знаю, чем именно там все кончилось. Но даже если Карле удалось избежать заключения, то, скорее всего, ее бизнес-карьеру это дело подорвало.

Уже значительно позже она пыталась связаться со мной. Я откровенно дал ей понять, что больше не хочу с ней общаться. Было трудно: она плакала, умоляла — но я смог отказаться. Несмотря на это, она не оставляет попыток до сих пор.

Я проводил время в небольшой, но достаточно комфортной комнатке с доступом к сети (разве могли допустить, чтобы важный проект Центра попал в обычную тюрьму?). Разумеется, все просматривалось и фильтровалось ИИ.

Что верно, то верно — времени подумать о содеянном у меня хватало. И заняться саморазвитием по мере сил — тоже.

Со мной работали врачи и специалисты по ИИ. В том числе сбавляли мою зависимость от Карлы. Поначалу, даже при всем понимании, меня все равно тянуло к ней. Позже это в основном прошло. А с тем, что осталось, я уже хорошо справляюсь.

Я просматривал новости, видео, мультимедийные комплексы, читал и чисто текстовые книги. Увлекся философией сознания и персональной идентичности. Я и раньше кое-чем интересовался, будучи приверженцем эго-этики. Кроме того, меня интересовал смежный вопрос — о свободе воли и ответственности. Вот тут было заметно тяжелее в эмоциональном плане.

Даже согласие с теми, кто отрицал существование свободы воли, не избавляло меня от чувства вины.

Наша правовая система приняла сторону компатибилистов. Тех из них, кто решил переформулировать старое понятие «свободы воли», дав ему в свете достижений науки хоть какой-то смысл. Традиция, правда, давняя. Ты — звено в системе причин и следствий, но при этом ты сам и есть причины и следствия. Я думаю, что это все на самом деле чушь. Но совмещать причинность и ответственность — вполне в духе людей. Людям было трудно смириться со вшитым в них убеждением о наличии собственной свободы мысли и действия, хоть свободы в этом смысле нет и быть не может. Вот в чем все дело. Было и есть. Даже если не веришь в свободу воли, на каком-то базовом уровне все равно поддаешься иллюзии. Так что вряд ли что-то здесь изменится, если только не изменятся сами люди. Еще более радикально. Только я не представляю себе как. Или нет, представляю — это равносильно самоубийству.