Всё это про любовь(СИ)

В трамвае было жарко и душно - парило после ночного дождя. На остановке водитель открыл двери и не стал их закрывать. Прохладный ветерок пробегал по вагону. Я сидела на боковом сидении и пыталась представить себе Сергея Клёнова. Какой он? Как выглядит его жена Ира? Почему Хлебников объединил их в одно бесполое (или двуполое) существо?

Напротив, чуть сбоку на двухместном сиденье дремал парень, повесил голову на грудь. Его соседка выглядывала в окно. Вдруг я заметила, что паренёк-то совсем не дремлет! Его рука змеёй выскользнула из-под сиденья и заползла в сумочку соседки. "Карманник!" - сердце забилось быстрее. Я стала лихорадочно придумывать, что мне делать. Закричать? Он отдёрнет руку, и я останусь дурой. Окликнуть женщину? Что я её скажу? "Атас! Вас обворовывают!"

В этот момент карманник приоткрыл глаза и посмотрел прямо на меня. Не просто посмотрел, он мне подмигнул, зараза! Его рука в этот момент возвращалась из сумки с кошельком.

"Ну гад! Держись!"

Трамвай как раз начал притормаживать - приближалась остановка, - щипач легко и быстро подскочил со своего места, бросился к дверям. Я подалась вперёд, резко сунула ногу в проём. Карманник споткнулся, замахал руками, ударился головой о поручень и выпал на улицу.

Кошелёк остался в трамвае - шлёпнулся под сиденье, рядом со своей законной владелицей.

Я почувствовала прилив гордости: как ловко и мужественно я предотвратила кражу. Подумала, что тут уместны аплодисменты.

*

Листики на драцене чуть подросли, а в остальном кабинет капитана ничуть не изменился. Рудня сидел за столом, писал протокол. На стуле перед ним ерзал карманник. Я - на железной табуретке в углу. На руках наручники, рядом вздыхает старшина.

- Дальше! - требует Рудня и поднимает перо, как первоклассник.

- Чо? Дальше эта лярва...

- Прикуси язык! - обрывает капитан.

- Эта гражданка, - исправляется карманник, - бл...цкой национальности делает мне подножку и толкает в спину. Я, б..., всю харю себе стесал об асфальт!

Выглядит он, действительно, как после бомбёжки. Правый глаз алый, как у вампира, с чёрными разводами. От уха до подбородка багровые полосы. Ворот рубахи висит на нитке.

- А кошелёк?

- Чей? - щипач делает вид, что не понимает.

- Гражданки, - уточняет Рудня. От протокола он не отрывается.

- Понятия не имею! - горячится карманник. - Вероятно в суматохе уронила. Мне ж, товарищ капитан, - парень привстаёт и хватает себя за грудки. Рудня толкает его в плечо: "Сидеть!" - не до этого было! Я ж ...ять, кровью истекал на паперти, как последняя шалава!

- Следи за речью! - Капитан протягивает карманнику протокол. - Прочти и подпиши. Как подписывать ты знаешь, не первый раз замужем.

Карманник цыкает зубом и подписывает не читая. Старательно выводит буквы. Высовывает кончик языка.

- Так я побежал? Кореша заждались!

- Пару часиков в КПЗ посидишь, потом пойдешь.

- За что? Это произвол!

- Успокоиться тебе надо. Видишь, какой ты нервный, от тебя искры отскакивают. Нельзя тебя в таком состоянии на улицу выпускать. Рога какому-нибудь фраеру поотшибаешь.

- Да я... - закипает карманник. Вертит вокруг головы знак "Зарёкся! Век воли не видать!"

Рудня кивает старшине, тот кладёт на плечо щипачу руку. Огромная ладонь перекрывает плечо, карманник моментально стихает, делается податливым. Его уводят.

Рудня смотрит на меня сочувственными глазами, мол, а я что могу, преступница? Закон есть закон! Убедительно играет, артист! Я отворачиваюсь, смотрю на цветок до одури в глазах.

- Как же так, гражданочка Фролова? Всего третий день в городе, а уже под следствием? Нанесли гражданину увечья. Нехорошо!

Капитан заставляет меня написать подписку о не выезде, потом, как одолжение, позволяет изложить на бумаге свою версию происшествия. Наконец, будто благословение господне, снимает с меня наручники и возвращает личные вещи:

- Не задерживаю. Ожидайте повестки в суд.

Из отделения милиции я буквально вывалилась. На ватных ногах доползла до скамейки и упала на неё. "Что происходит?"

Машинально отмечаю, что кто-то подрезал тюльпаны, подровнял по высоте стебли. После дождя клумба выглядела умытой и опрятной. Над календулой вился басовитый шмель.

В дверях показался капитан Рудня. Он направился прямиком ко мне, будто знал, что я буду "откисать" на лавочке. В руке он держал стакан воды.

Краткий миг хотелось покочевряжиться, потом я поняла, что это будет неуместно. Взяла воду с благодарностью. Пить, действительно, очень хотелось.

- Вы же знаете, что это неправда!

- Знаю.

- Так чего? Зачем это представление? Чтобы ткнуть меня носом в грязь? Указать моё место? Так я всё равно...

Он поднял руку, призывая меня замолчать.

- Я хотел показать, что правда бывает неочевидна. У вас своя правда, в протоколе - своя. Притом, обратите, значение, - капитан улыбнулся, - вы сами себя наказали. Гордыня... - Это слово он произнёс, как библейский пророк: осуждающе-милосердно, протяжно.

Он протянул мне мои писульки и протокол. Я просила, зачем? Он сделал жест, будто рвал их. Я спешно последовала примеру. Боялась, что передумает.

- Выяснили, что-нибудь? - он спрашивал о Плотникове.