Все игрушки войны

Не прошло и недели, как он оказался на улице – дядя выставил его за порог. Тот день выдался относительно теплым, и он медленно ехал мимо домов, чувствуя, как согревается под скупыми солнечными лучами. Люди шарахались в сторону от его скрипучей тележки, женщины вскрикивали от ужаса, если их взгляд падал на его обезображенное лицо. Он ехал мимо соседских домов, понемногу узнавая улицу своей давней юности. Вот и дом Франчески! Пиноккио подъехал к двери и отчаянно громко постучал. Дверь открыли не сразу. Перед ним стоял незнакомый мужчина с всклокоченными седыми волосами, одетый как ремесленник, в большом промасленном кожаном фартуке с ярко-зеленым, побитым молью шарфом на худой жилистой шее, взгляд его выражал удивленную заинтересованность. Впервые после падения со злополучной скалы наш калека не увидел тени отвращения в глазах человека, смотревшего на него.

– Я ищу Франческу. Она здесь? – сглотнув подступивший к горлу комок, спросил человечек на тележке.

– Франческа здесь не живет уже давно, она переехала в Неаполь, – спокойно ответил синьор в дверях. – Я купил этот дом. А вы, собственно, кем будете, синьор?

– Я – Пиноккио Санчес, – пришлось сглотнуть еще раз, – никто никогда не обращался к нему «синьор».

– У вас испанские корни?

– Мой прадед по отцу воевал в испанской кампании, так мне говорила мать, – вновь удивился, – обычно никто не интересовался его фамильным именем, так непохожим на распространенные итальянские Эспозито или Феррари.

– Что же мы стоим на пороге! – Мастер засуетился, – Заходите, м-м-м… заезжайте внутрь, выпьем вина, поболтаем!

Удивленный и даже настороженный таким радушным приемом Санчес решил принять приглашение: все равно ему некуда податься.

Карло Бестульджи приехал во Флоренцию с Сицилии. Поговаривали, что он скрывается от каких-то преследователей, бандитов или кредиторов, а, быть может, от бандитов, которых наняли кредиторы. Его появление в бедной части города не осталось без внимания – повозка Карло была завалена инструментами, разными железками, гигантскими пружинами и проволокой, – весь этот хлам звякал в такт шага уставшей от тяжелого груза лошади, он шел рядом с широкой улыбкой на заросшем щетиной лице. Поначалу люди подумали, что Бестульджи кузнец, потом решили, что вероятнее всего – колдун – по ночам из старого дома были слышны странные звуки: скрежет, стук, свист и какие-то стоны. По округе растеклись слухи, что он мастерит страшных кукол, а потом вызывает темные силы и пытается с их помощью оживить своих монстров. Соседи обходили нехороший дом, истово крестясь и умоляя Деву Марию не допустить, чтобы колдун Карло и его чудища завладели их душами и их домами. Жалобы дошли до архиепископа, и дом Карло подвергли обыску, однако ничего предосудительного найдено не было, только обычная утварь, инструменты, и несколько кукол, как и положено – неподвижных.

Но день настал, и кукла ожила. Теплым весенним днем дверь дома Бестульджи распахнулась, и на улицу вышел Пиноккио – маленькое страшилище, получеловек: он передвигался на коротких ногах, ниже колен они были деревянными и, что самое удивительное, у него был деревянный нос! Ступая шаткими деревяшками со скрытым от глаз пружинным механизмом, он широко расставил руки, балансируя что было сил, но на его лице была широкая победная улыбка – Пиноккио Санчес снова мог ходить!

Вокруг него постепенно собралась толпа взволнованных зевак, они кричали и судачили о том, как все же удалось этому Бестульджи оживить одну из своих кукол. Нищий мальчишка кинул в ходячую куклу камень. Его подельники – стайка таких же беспризорных побирушек в лохмотьях – подхватили, и в Пиноккио посыпался град камней. Он потерял равновесие и упал, больно ударившись плечом о мостовую.

– Ах, ты, каналья! – возникший тут же Карло схватил зачинщика за маленькое ухо, тот скривил рот и заскулил: «Синьор, синьор, отпустите меня, больно, а-а-а!»

Выпустив из крепких длинных пальцев покрасневшее ухо сорванца и не обращая внимания на недобрые выкрики из толпы, Карло помог Пиноккио подняться.

– Вот попадитесь мне, сделаю из вас кукол! – грозно нахмурив брови, прорычал Бестульджи мальчишкам, с визгом бросившимся в рассыпную. Понемногу стали расходиться и зеваки, продолжая оглядываться и шушукаться о ходячей кукле Карло. Беспризорники, подобно серым пронырам воробьям, снова сбились в стайку неподалеку и, как ни в чем не бывало, побежали по улице в сторону площади с криками: «Все на представление! Фургон приехал, мы видели, видели!» Люди выходили из домов, направляясь к площади, куда из соседних улочек подобно ручьям после обильного дождя уже стекалась публика.