Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

Печальное лицо Петрищенко, со съехавшим набок шиньоном-куличиком, плавало у нее перед глазами.

– Я тоже много чего не понимаю, – мрачно сказал Вася. – Например, что они кладут в сосиски. Не надо было мне в столовой сосиски брать. Что они в котлеты кладут, я понимаю.

– Нет, я не про то. Я про нас.

– Да ну? Про нас с тобой? – удивился Вася.

– Нет. – Розка начала стремительно краснеть. – Я вот… в СЭС-один хотя бы понятно, они заразой всякой занимаются. А мы чем?

– Как это – чем? – Вася оглянулся по сторонам, выпучил узковатые татарские глаза и шепотом сказал: – Мы – последний рубеж обороны.

– А? – Розка в свою очередь вытаращилась на него.

– Ты знаешь, сколько в мире сил, которым люди доброй воли что кость в горле? Спят и видят, как бы Олимпиаду сорвать… и вообще все погубить… Поэтому мы под скромной личиной СЭС… СЭС-один с вредителями борется, с жучками-долгоносиками, а мы с другими… хотя тоже долгоносиками…

– Вася, но…

– Чш… – Вася выпучился еще страшнее. – Ты знаешь, что у цыганок на базаре появилась отравленная тушь? Наши женщины мажут этой тушью ресницы в погоне за ложными идеалами, а в каком свете потом они все видят? Во-от. А еще помада… купила тут одна помаду, красила-красила губы, потом какие-то пузырики подозрительные стали появляться… она тогда смотрит-смотрит, а на футлярчике написано мелко так, по-английски: «Спасибо за распространение сифилиса!»

– Это в пятом классе…

– В пятом классе понимают, что говорят. Дети все понимают. У них еще мозги не зашорены.

– Ты еще про отравленные конфеты…

– А что отравленные конфеты? Ты знаешь, Розалия, что такое отравленная конфета? А если ее подсунут нашему спортсмену-олимпийцу? Ведь были такие случаи, Розалия! Теперь ты все знаешь. Я сказал!

Розке сделалось неловко, потому что Вася нес очевидную чушь, а она робела возразить. Она вообще относилась к чужим высказываниям с большой степенью доверия, но потом все же не выдержала.

– Вася, – она даже покраснела от стыда и злости, – что ты… вы… зачем?

– Все тебе расскажи, – сказал очень довольный Вася. – Вот так, за здорово живешь! Вырастешь, Роза, узнаешь… Будешь отчаянно молить, чтобы сняли с тебя страшный груз ответственности, поскольку не такое это простое дело, Розочка, стоять на страже мира и прогресса!

– Дурак, – с чувством сказала красная Розка, потому что постигла полную Васину непрошибаемость. – А ты вот кто по специальности?

– Физик-ядерщик, – твердо сказал Вася, – меня перебросили сюда из секретного ящика. Я знаешь какую бомбу делал!

– Врешь, – с удовольствием сказала Розка.

– Хитрая ты, Розка, – с удовольствием сказал Вася, – настырная. В институт хочешь? На иняз?

– На эргээф. Ага.

– За границу хочешь? Своими глазами поглядеть, как там они разлагаются?

– Ага…

– Тогда не спрашивай меня ни о чем! – торжественно сказал Вася и скрестил руки на груди… – Вон, видишь, бегун бежит.

Дорожка была посыпана чем-то мелким и красно-розовым, и лиловый свет лился на нее с неба, и от этого тени, пересекающие дорожку, казались густо-лиловыми. Немолодой сухощавый бегун был из тех, подумала Розка, что следят за своим здоровьем, промывают желудок всякой дрянью и едят все сырое.

На нижней скамейке аккуратной стопкой лежала его штормовка, почти такая же, как у Васи, но застиранная добела.

– Видишь, какой умный, – сказал Вася с уважением. – Куртку бы увели, потому что и на стадионе, Розалия, случается всякое. А он в штормовке пришел.

Бегун аккуратно протрусил два круга, остановился и начал шагать на одном месте, резко вдыхая и выдыхая. Вдыхал он через нос, а выдыхал через рот, шумно и резко – «ххха!».

– Здоровый образ жизни, – Вася постучал беломориной о ноготь, – это очень важно.

– Ну да, – на всякий случай согласилась Розка.

Мужик продолжал свои упражнения, но Розка заметила, что он поглядывает в их сторону с опаской.

Вася доброжелательно помахал ему рукой и выпустил облако дыма.

Мужик занервничал и начал нагибаться и разгибаться, в тщетной надежде, что Васе с Розкой надоест и они уйдут. Но Вася не уходил, а, напротив, раскрыл «Иностранку» и погрузился в чтение, всем своим видом показывая, что обосновался он тут прочно и основательно. Розка заглянула ему через плечо. Он читал «Сто лет одиночества».

Розка подумала и достала из сумочки «Анжелику».

«Сердце Анжелики начинало колотиться, когда он подходил к ней, малейшее его внимание наполняло ее радостью, когда его не было рядом, ее охватывал страх. Она еще не привыкла к тому, что его уже не надо больше терять, не надо больше ждать, что теперь он всегда будет с ней.

„Как я люблю тебя. И как мне страшно…“ Она не сводила с него глаз. Де Пейрак разглядывал в подзорную трубу противоположный берег озера». Розка подняла голову от книги и огляделась. Бегун уперся в соседнюю скамью выпрямленной ногой и теперь делал наклоны, налегая на ногу негнущимся корпусом. Потом переменил ногу.

Розка вновь уставилась в книгу, еле различая строки в нежных сумерках. В розоватом, льющемся из-за края неба свете она перелистнула страницу.