Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

Машина притормозила у кордона. Толпа почти разбрелась – словно кто-то резко повернул выключатель. Лишь с той стороны оцепления бродили возбужденные, затянутые в черную кожу подростки. Патрульные демонстративно их игнорировали. Дождь кончился, солнце уже садилось, и деревья на углу, казалось, были охвачены пламенем. Вода была как жидкое золото, мосты, перекинутые над Днепром, растворялись в этом огне.

Гарик опустил боковое стекло и высунулся наружу, но патрульные уже расступились, увидев номера.

– Куда теперь? – спросил он, выруливая на середину горбатой мостовой.

– К «Човену».

– А… – Он укоризненно покачал головой. – Опять этот Себастиан.

– Да ни при чем тут Себастиан. Он и не знал ничего.

– Надо же, – проговорил Гарик недоверчиво.

Улочка была слишком узкой, чтобы шикарный автомобиль Гарика мог протиснуться, – мы оставили машину на углу.

Только бы она была жива, подумал я, говорят, Шевчук чудотворец, замечательный врач, но он же не всесилен.

У двери, ведущей в галерею, мы остановились.

На улице было пусто – она никогда не была особенно оживленной, но сейчас даже окна закрыты наглухо. Занавески повсюду задернуты.

– Ну? – сказал Гарик.

Я молчал.

Дверь в галерею была заперта, и на замке красовалась большая сургучная печать.

* * *

– Они успели раньше, – сказал я уныло. – Люди Аскольда.

– Похоже на то. – Голос Гарика звучал невыразительно.

Я ударил ладонью по двери. Деревянная панель отозвалась мягким гулом.

– Шевчук… Бучко… они же всех уничтожат! Аскольду не нужны свидетели!

Гарик вздохнул.

– Лесь, – сказал он в этой своей дурацкой манере; терпеливо, точно ребенку, – ты же понимаешь… у меня нет никаких оснований ни в чем обвинять Аскольда. – Он поглядел на меня своими сплошь темными глазами. – Особенно учитывая обстоятельства.

Я молчал. Сначала этот дурачок Себастиан… Потом я сам… Вовлекли в свои игры ни в чем не повинных людей…

– Может… – я перевел дыхание, – может, Шевчук успел… Он тут живет… рядом…

Гарик дернул крылом:

– У меня мало времени, Лесь.

– Говорю, это совсем рядом.

Здесь, на Петра-Реформатора, тоже было тихо – но по-другому, по-обыденному тихо; из канализационного люка верещал сверчок, худая кошка вышла из-за угла, потерлась о мою ногу, но, увидев Гарика, тихо мяукнула и скользнула прочь.

На стук вышла женщина – молодая, моложе Вальки, в грязном халате, который не сходился на животе – она была беременна и беременна заметно. Она мрачно, исподлобья, взглянула на меня, но, увидев Гарика, оторопела и отступила назад. За спиной у нее качалась голая лампочка на шнуре, освещая захламленную прихожую.

О господи, подумал я, она же и не знает… да что я ей скажу…

– Вы, насколько я понимаю… э-э… супруга Шевчука? – произнес Гарик. – Рад познакомиться…

Никогда они не умели ладить с нашими женщинами, подумал я ни к селу ни к городу.

Она молча кивнула, не сводя с него перепуганных глаз.

– Мне бы хотелось знать… – неуверенно продолжал Гарик, но она все пятилась в прихожей, пока не оказалась в дверном проеме, ведущем в комнату; ее расплывшийся силуэт на миг застыл на фоне освещенного квадрата, она обернулась.

– Кто это там? – раздался голос, и, отодвинув женщину, в коридоре показался Шевчук.

* * *

– Ясно, – не глядя на меня, произнес Гарик, – я, пожалуй, пойду.

– Но Георгий… – возразил я нерешительно.

– Мне здесь делать нечего, Лесь.

Он резко развернулся, сел в машину, хлопнул дверцей и укатил. Я остался стоять на пороге.

Мерзко, подумал я, до чего же мерзко.

Шевчук, прищурившись, окинул меня взглядом.

– Что ж, проходи, – сказал он равнодушно.

– Незачем, Адам…

Он пожал плечами.

– Сдать меня хотел? – спросил он все таким же невыразительным голосом. – Мажора приволок… Так я и думал…

– А ты, выходит, успел раньше…

– Выходит, так. – Лицо его выражало одну лишь беспредельную скуку.

– Бучко-то за что? Просто под руку подвернулся?

– Подвернулся… А не прячь террористок… Они начали весь Подол прочесывать – от самых доков. Все равно бы наткнулись. И Бучко бы замели, и меня заодно… Что я должен, за так, из-за какой-то швали собой жертвовать? Или ею? – Он кивнул в сторону коридора. – Ради бандитов этих? Да с какой стати? И что ты так на меня вытаращился, Лесь, не понимаю! Ты ж сам… подсуетился…

– Я спасти вас пытался. Неужто ты не видишь, что делается?

– Понятно что… Душат они нас. А ты думал – найдешь одного добренького, а он тебе леденец на палочке и гражданские права в придачу? Дурак ты, Лесь, ох какой дурак! Надо же, мажора притащил, да еще и удивляешься!

Это он меня обвиняет, удивленно подумал я! И в чем – в коллаборационизме! Ну и ну!

– Нет среди них добреньких, – упрямо сказал Шевчук, – и порядочных нет… Заладил – что делается, что делается! Да как обычно – чуть мы голову поднимем… Тогда мятеж Пугачевский в крови потопили… А я что, первый должен голову под топор подставлять, что ли? Да с чего ради?

– Да кто топил-то? Что, Суворов грандом был? Кто голову Пугачеву рубил – гранды?

– Нет, но они смотрели.

Ты-то чем лучше, подумал я. Как он умудрился повернуть, что я все время оправдываюсь…