Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

– Наши тоже смотрели. Уж такие тогда были нравы… Да и мятеж этот… после него и пошли реформы. Квота в парламенте, образовательная программа – разве нет?

И верно, мы их тогда здорово потрепали. Только перья летели. Тогда они и решили, что добром с нами легче будет сладить. А может, их и впрямь комплекс вины допек – когда это у них народники появились? Черт, историю подзабыл…

– Вот они, твои квоты, – холодно сказал Шевчук. – Нет уж, я в эти игры не играю. Они ж именно этого от нас ждут – что мы попрем очертя голову. А у меня одна жизнь, одна-единственная. Другой нет.

– Послушай, Адам, да если Аскольд развернется, ты же первый пострадаешь! Весь Нижний Город! Ты что же, этого хочешь? Я ж остановить его пытался! А как мне еще действовать? Камнями, что ли, закидать?

– Зачем – камнями… – рассеянно произнес Шевчук.

– Ладно, Адась, – устало сказал я, – пустое это… Они вот-вот чрезвычайное объявят и начнут с того, что все нежелательные элементы депортируют. То есть всех с низким ИТ. А мы еще гадали, что такое эта китайская модель…

Но Шевчук уже не слушал. Он, глядя в одну точку, начал медленно сползать по стенке и уселся на корточки, обхватив голову руками.

Я уж было думал, что наконец-то до него дошло, что к чему, но тут он сказал в пространство:

– Черт, как не вовремя!

Про меня он, казалось, забыл.

Не понимаю я его… и раньше никогда не понимал… Я как-то позабыл, за давностью лет, только теперь вспомнил – мы тогда его… побаивались.

– Ладно, – сказал я. – Пойду, пожалуй.

Почему, думал я, бредя по Андреевскому спуску, ну почему на одной планете должны были возникнуть два разумных вида? Что – одного мало, что ли? Как ни стараемся – они ведь тоже стараются, и не меньше нашего, – все время упираемся в противостояние, то скрытое, то явное… Неудивительно, что в конце концов у одного из заклятых друзей возникло искушение расправиться с соперником – бессознательный, чисто биологический импульс, который на сознательном уровне может объясняться политикой, государственной необходимостью, просто жаждой власти… да чем угодно…

И что мне теперь делать?

Пожалуй, спокойней всего будет отсидеться в деревне – не очень-то я обожал Валькину маму, да и она меня тоже, поскольку считала выскочкой и чистоплюем, но в конце концов притерпимся… Если Себастиану и впрямь удалось передать американцам ту пленку, Аскольду придется слегка притормозить, продемонстрировать свою благонамеренность и либерализм, а там, возможно, наберут силу те подспудные течения, которые всегда формировали политику в мажорской элите, вынося на поверхность лишь сухие сводки официальных бюллетеней и безликую информацию в теле- и радионовостях.

Что-то в Верхнем Городе было не так, и прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, что транспорт не ходит. Сновали лишь машины с номерными знаками Опекунского совета.

Потому я добрался домой, когда совсем стемнело. И, уже подходя к дому, понял, что в квартире кто-то есть; окно, выходящее на улицу, светилось.

Господи, подумал я, Валька! До нее, видно, дошли какие-то слухи, и она, вместо того чтобы дождаться меня, рванула в город.

Я бегом пронесся по лестнице и несколько секунд тыкал ключом в замочную скважину, потому что никак не мог попасть. Освещена была только гостиная – в кресле у телевизора кто-то сидел.

– Черт бы тебя побрал, Себастиан, – устало сказал я.

Он виновато захлопал глазами:

– Я тебя напугал, Лесь? Извини.

– Ты где взял ключ?

– Мне вахтер открыл. Я его попросил, и он открыл.

– Ах да, конечно…

Не такой дурак наш вахтер, чтобы отказать мажору – да еще в нынешнее смутное время.

– Тебе звонил какой-то Ким.

– Ясно, – сказал я устало.

Нужно будет перезвонить ему, подумал я, хотя бы намекнуть, что происходит. Лучше бы он так и остался в своем Новосибирске – пока волна докатится до провинции… Хотя опять же китайская граница под боком…

– Я передал пленку. – Он оживленно пошевелился в кресле. – Это было не так-то легко… Меня и не подпустили к посольству, представляешь? Но я вспомнил, что один мой однокурсник сейчас стажируется в «Известиях», а там при них американец из Си-эн-эн – он телетайп обслуживает. Ну, я и…

– Корреспондент?

– Ага.

– Это хорошо. Что ж, поглядим. Может, и выгорит.

Я прошел мимо него к шкафу, вытащил рюкзак и, разложив его на полу, стал сваливать туда все самое необходимое.

– Ты что же, – удивленно спросил Себастиан, – уезжаешь?

– А чего ты хочешь? Чтобы я дожидался, пока меня в вагон затолкают, как скотину бессловесную? Почем я знаю, может они с Верхнего Города начнут?

Он так и подпрыгнул в кресле:

– Да кто начнет-то?

Тут только я сообразил – он же ничего не знает!

– Я гляжу, на улицах что-то странное творится, – недоуменно сказал он, – ничего не понимаю. Включил тут у тебя телевизор, а там только Первый канал… Говорят, сохраняйте спокойствие…

– Аскольд твой… Борец за равноправие. – Я вздохнул. – Фактически это государственный переворот, Себастиан. Только… легализованный. Для людей настают тяжелые времена.

Он вскочил, вытаращился на меня:

– Эта пленка!

– Там были доказательства. Записи переговоров Аскольда с террористами…