Все к лучшему

— Ничего подобного, — отвечаю я. — О боже, неужели нельзя устроить себе выходной, чтобы на тебя не ополчились все кому не лень?

— Я не все кому не лень. Я твоя невеста, — ледяным голосом отрезает Хоуп, и непонятно, то ли она сейчас расплачется, то ли набросится на меня с упреками.

— Ты права. Прости.

Наше угрюмое молчание нарушает лишь треск помех — двенадцать центов за минуту международного разговора.

— Ты встречался с Тамарой? — наконец интересуется Хоуп.

— Что?

— С Тамарой. Я спросила, не виделся ли ты с ней и Софи.

Это ловушка, каверзный вопрос, и я не знаю правильного ответа на него. Но если долго молчать, Хоуп решит, будто я в чем-то виноват, поэтому я говорю наобум:

— Виделся. В понедельник.

— Ты раньше ушел с работы?

— Ага.

— Ты мне не говорил.

— Потому что в этом не было ничего такого. Тамару все достало, и я отвел Софи погулять в парк.

Хоуп знает, что я время от времени навещаю Тамару и Софи. Разумеется, моя невеста совсем не в восторге от того, что я поддерживаю отношения с вдовой лучшего друга, но никогда ничего не говорит: считает ниже своего достоинства выступать в неблаговидной роли ревнивой подружки, в то время как мы с Тамарой пытаемся преодолеть скорбь и рассуждаем о смерти. Несмотря на то что такие благородные побуждения дают мне право видеться с Тамарой, я не рассказываю Хоуп, как часто мы встречаемся и созваниваемся и сколько времени проводим вместе, потому что, если бы она узнала об этом, инстинкт самосохранения победил бы гордость, и Хоуп в гневе предъявила бы мне ультиматум: или я, или она. Поэтому я общаюсь с Тамарой, соблюдая неписаное правило: рассказывать как можно меньше, чтобы в случае чего можно было оправдаться, и тихой сапой гнуть свою линию. Хоуп видна лишь верхушка гигантского айсберга, а основная его масса коварно притаилась под водой.

— Я же ничего не говорю, — отвечает Хоуп, — я рада, что ты ей помогаешь. Просто странно, что ты об этом словом не обмолвился.

— Сам не знаю, как так вышло, — каюсь я, — в тот вечер был концерт Мэтта, мы с Джедом напились, потом пришел отец. Наверно, в суматохе я просто об этом забыл.

— Ну хорошо, — соглашается Хоуп, но в голосе ее сквозит недоверие. — Ладно, мне пора бежать на встречу. Я тебя люблю и не хочу тебя доставать, поэтому спрошу в последний раз: ты уверен, что все в порядке? С тобой, с нами, с работой? Со всем?

Я аккуратно подбираю слова.

— Все в порядке. Правда. Я просто немного устал. Знаешь, как кинозвезда, которая ложится в клинику, а ее агент всем сообщает, что она переутомилась. Вот так и я переутомился. Жаль только, у меня нет агента, поэтому я решил поваляться пару дней на диване, чтобы к нашей помолвке отдохнуть и набраться сил. Вот и все. Понимаешь?

— Понимаю, — от упоминания о помолвке Хоуп смягчается. — Я тебя люблю. Позвони мне попозже.

— Хорошо.

Я вешаю трубку с тяжелым сердцем, словно упустил какую-то важную возможность, сам не знаю, почему так.

Спустя несколько минут раздается звонок, и я беру трубку, думая, что это Хоуп.

— Где тебя носит? — бьется в истерике Билл.

Черт…

— Я как раз собирался позвонить и сказать, что заболел, — отвечаю я.

— Нельзя вот так пропасть на целый день, а потом позвонить и сказать, что заболел! — кричит Билл. — Ходжес рвет и мечет!

— Передай ему, что я работаю над этим, — прошу я. — Как только что-то узнаю, я ему позвоню.

— Я тебе не секретарша, черт возьми! — верещит Билл. — Ты позвонишь ему прямо сейчас. Я не шучу, Зак. Не знаю, какая муха тебя укусила, но если ты сорвешь проект, тебе конец! Можешь считать, что ты здесь больше не работаешь. Ты меня слышал?

— Мне и так конец, — говорю я.

— Что ты сказал?

— Ладно, — отвечаю я и кладу трубку. Пожалуй, сегодня лучше оставить мобильник дома.

Глава 22

Для октября тепло не по сезону. В самый разгар рабочего дня я качу по Хьюстон-стрит в «лексусе»-кабриолете, из мощных колонок грохочет Элвис Костелло, и в целом все выглядит так, будто у меня все в порядке. Поймав собственное отражение в витрине магазина электроники, я сам почти в это верю.

Мэтт ждет меня возле подъезда своего дома в Нижнем Ист-Сайде. На брате джинсы и рваная водолазка — то есть приличная одежда, по мнению Мэтта. Он курит сигарету и просматривает плейлист в айподе.

— Привет, — здоровается он, подходя к машине.

— А где Элтон?

— Черт…

Мэтт взбегает вверх по лестнице и спустя минуту возвращается с коричневым пакетом.

— Вот он, — брат подмигивает мне и бросает пакет на заднее сиденье.

Когда мама впервые увидела бритую голову Мэтта, она несколько дней плакала навзрыд и повторяла, что ничего хуже с ней приключиться не могло.

— А если тебе изменил муж, а твоя сестра умерла от рака груди? — возражал Мэтт.

— Это хуже, — сквозь слезы повторяла мать.