Вообще, последнее время я стал ловить себя на мысли, что стал другим. И не просто я сам, мой характер, мои привычки изменились после той трагедии. Моя речь стала умнее, глубже, сложнее. Как ни странно, но я уже без особых усилий подбирал слова, выстраивал их в замысловатые фразы, иногда достигая чуть ли не уровня риторики. Я вдруг понял, именно при знакомстве с Максом, что чувствую себя в диалоге, как рыба в воде. Именно потому, что всегда был таким. Просто моя профессия, где больше следовало работать ногами, нежели головой, не позволяла мне раскрыться. Впрочем, это не позволяла и мама. Сама мастер диалога и убеждений, она оставляла за собой право, и мыслить, и говорить. Моим же уделом была клюшка и молчаливое согласие с матерью. Теперь… теперь все по-другому. Клюшку я уже потерял, и мать тоже. Теперь мне самому предстояло работать головой. И у меня это, без ложной скромности, неплохо получалось. Оставалось разве жалеть, что я так мало читал. Впрочем, мало читая, я имел прекрасное представление о многих произведениях, улавливая и запоминая их смысл на слух. Теперь же, общаясь со Смирновой и Максом, я так же легко, на лету схватывал приемы риторических изысков.
— Ого-го! — Макс слишком откровенно посмотрел на большие квадратные часы, почти сливающиеся с белой стеной, и нетактично громко присвистнул.
Мне пришлось резко встать с места.
— Извините, — сухо сказал я. — Я действительно слишком уж воспользовался вашим гостеприимством.
Я прошел в коридор, набросил на себя потрепанное пальто и нахлобучил на глаза кепку.
— А я с удовольствием дал вам этим воспользоваться, — широко улыбнулся мне Макс, пожимая на прощание руку. — Тем более у нас не только был общий, как оказалось, друг, но и возникло общее дело.
Я вопросительно приподнял брови.
— Вы будете писать о жизни и смерти Смирнова, — пояснил Макс. — И мой долг всячески вам в этом помогать. А я примусь за скрупулезное исследование души того, кто убил ученого. Разве это не общая цель? Эти два человека, хоть и не были даже знакомы, но роковым случаем теперь навеки повязаны.
Краска медленно подступала к моему лицу, вплоть до удушья. И я некстати закашлялся.
— Холодновато, поди, в таком пальтишке, — сочувственно заметил Макс и бесцеремонно пощупал ткань старого пальто, приобретенного мною в комиссионке. — Но я смею надеяться, что ваша книга позволит вам приобрести что-либо подобротнее.
— Вы прекрасно знаете, что я пишу не ради гонорара, — сдавленным голосом прохрипел я.
— Безусловно! Это ваш долг и дань памяти погибшему другу. И, безусловно, мы еще встретимся. И я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Мне лишь нужно завершить кое-какие дела, и я полностью в вашем распоряжении. И тут же вас оповещу, позвольте ваш телефончик.
Макс тут же вытащил из кармана светлых хлопковых брюк мобильник, и я машинально продиктовал свой телефон.
— Всего доброго, — я вторично протянул руку, желая поскорее ретироваться.
Макс задержал мою руку в своей и навязчиво впился в меня глазами.
— Погодите, погодите, все-таки мне ваше лицо определенно знакомо, — он нажал на выключатель, яркий свет ударил мне прямо в глаза. Я резко зажмурился, мне показалось, что я на допросе.
— У меня феноменальная память на лица, — самодовольно произнес Макс. — Профессиональная привычка, в некотором роде. Я запоминаю с первого взгляда своих пациентов. Стоит мне лишь раз взглянуть им в лицо, я почти безошибочно угадываю суть, нет, не детали, а основную суть их характера. Детали уже потом, при откровенной беседе.
— И что вы про меня угадали? — я вызывающе посмотрел на Макса.
— Вас что-то мучит. Что-то определенно важное. Мучит настолько, что вы чуть ли не готовы сломать свою судьбу.
Я не выдержал и снисходительно улыбнулся.
— Вы плохая гадалка, хотя не спорю, наверняка, профессионал в своем деле. Но подобные вещи можно сказать про каждого. Практически каждого что-то мучит и каждый не раз готов сломать свою судьбу. Я не исключение, особенно после того, как потерял лучшего друга и, следовательно, пережил трагедию. Еще бы меня что-то не мучило. Вот вас разве ничего сейчас не мучит?
Макс выдержал мой взгляд.
— Ну что ж, возможно вы прав, — великодушно согласился он. — И все же… Ваше лицо…
Я широко распахнул дверь. И уже одной ногой переступил через порог.
— Ах, да! — вдруг ненароком бросил Макс мне в спину. — Я видел вас на похоронах Смирнова. Только вы, почему-то, прятались за чужой могилой. Почему?
Я, не оборачиваясь, резко ответил.
— На сей раз, вы определенно ошиблись. И вас определенно подвела профессиональная память.