Всё хоккей

Я без приглашения бухнулся в мягкое белое кресло и вызывающе забросил ногу за ногу. Я чувствовал, что этот человек просто так в гости не приглашает, даже если кто-то и собирается писать книгу о его лучшем друге. Значит, я был нужен Максу. Только зачем?

Макс разлил кофе по маленьким чашечкам. Я чувствовал, он тянет время или просто не знает с чего начать.

— И как ваша книга? Продвигается? — начал он издалека и довольно неопределенно.

— В общем да, — не менее определенно ответил я.

— Я понимаю. Проще писать книгу о человеке, если живешь у него дома. Можно проникнуться атмосферой, в которой он существовал. Посидеть в кресле, в котором он сидел, прочитать книги, которые он читал, послушать музыку, которую он слушал. И даже, возможно, через одежду, которую он носил, есть возможность его глубже понять.

— Возможно, — уже невозмутимо ответил я.

— Но… — Макс запнулся и налил себе еще кофе.

Я молча ждал продолжения.

— Но… Вы понимаете, Виталий… Извините, забыл ваше отчество.

Я упорно молчал.

— Ну, хорошо. В таком случае и вы меня называйте просто Максом. Ведь Юра для нас обоих был просто Юрой, а не Юрием Евгеньевичем, разве не так?

Я тоже налил себе еще кофе и громко хрустнул печеньем.

— Да, так я, собственно, о чем…Я понимаю, что вы были друзьями, жили с его женой по соседству. В одном подъезде, если я не ошибаюсь? И Надя, возможно, многое может прояснить в судьбе мужа. Но вы поймите, — Макс явно начинал нервничать. А мне не терпелось узнать, что я должен понять. Но я по-прежнему молчал. Моя тактика была верной.

— Да поймите же, черт побери! — Макс не выдержал, вскочил с места, тут же опомнился и уже медленным шагом направился к балкону, распахнул его, словно ему было трудно дышать.

— Поймите же, — уже тихо и спокойно начал он. — Я друг Юры со студенческих лет. У нас одна профессия, у нас одно, можно сказать, прошлое, и я считаю своим долгом написать про него книгу. Более того, я заявляю, что лишь я имею на это право! И как коллега, и как друг. Вы же были просто другом. Которого он не видел годами.

Я растерялся, хотя и не подал виду. Вот оно что! Макс решил перетасовать карты и взять инициативу в свои руки. Но зачем ему это понадобилось? Я даже допускаю, что он по-своему любил Смирнова. И искренне сожалеет о его смерти. Но он не менее искренне считал его заурядной личностью, о жизни которого нечего и сказать. Он не ценил его трудов, считал их романтическими бреднями неудачника. И я решил сделать свой ход. Только он мог спровоцировать Макса на еще большую откровенность.

— Насколько я понимаю, вы нашли папку Смирнова? — резко спросил я, словно в упор выстрелил.

Макс поперхнулся холодным воздухом, закашлялся и закрыл балкон.

— Что вы такое… И почему? С чего вы вдруг это решили… Это же идиотизм! При чем тут папка!

— Насколько я могу понять, легче писать про Смирнова ни другу его жены, ни его коллеге, а человеку, который нашел открытие Смирнова. Разгадал его тайну, над которой он трудился, возможно, последние годы.

— Тайну? Открытие? — Макс расхохотался во весь голос. — О чем вы! У Юрки, если и были, как вы смеете называть, открытия, то на уровне умозаключений, интуитивной дедукции, а скорее — нелогичного созерцания действительности, которую он не вполне адекватно понимал!

Я почесал затылок. Я мало понял, что сказал Макс, но сдаваться не собирался.

— Но ведь вы не менее моего были заинтересованы в том, чтобы найти папку.

— Не менее, а более! Поскольку труды ученых, даже неудавшихся ученых, всегда представляют интерес. Никогда неизвестно, что может прятаться за незрелой мыслью. А тем более, это не может быть известно непрофессионалу, коим являетесь вы, да не в обиду будет вам сказано.

— Не в обиду. Но я не собираюсь эти труды превращать в научный реферат. Мне они необходимы лишь для раскрытия… художественного раскрытия образа ученого.

— В таком случае, в этой папке вы вряд ли найдете что-либо ценное, — довольно грубо ответил Макс, тут же осекся и нервно забарабанил пальцами по столу. — Я хотел сказать…

— Вы хотели сказать, что все же нашли папку, — опередил я его.

Он усмехнулся и развязно откинулся в кресле.

— Напрасно вы меня ловите на слове, молодой человек. Я всего лишь хотел сказать, что если бы там действительно было нечто уникальное, Юра никогда бы так легкомысленно с этой рукописью не поступил. Я не знаю, поймете ли, вы не ученый… Но каждый ученый слишком серьезно относится к своим работам. Не то чтобы он постоянно думал о смерти, но исключать внезапность ее тоже было бы неверно. Более того, у него наверняка имеются копии трудов. К тому же Смирнов всецело доверял своей жене и здесь не мог не ставиться вопрос, где бы он хранил папку.

— Но возможно, в этой папке было такое, что он бы не осмелился показать Надежде Андреевне.

Макс снисходительно улыбнулся, справедливо считая, что наш спор выигран им окончательно.