Всё хоккей

— А причем тут это? — Надежда Андреевна искренне удивилась. — Знакомый с хорошей машиной у нас только один — Макс.

— Ну, понятно. Это я так, в общем, это к делу не относится.

— Знаете, Виталий, у меня такое ощущение, что вы занимаетесь всем чем угодно, только не ищете папку. Я не знаю… Возможно, вам просто нечем заняться. Возможно, во всем виновата безработица. Но ведь я просила лишь об одном. Найти синюю папку. А теперь даже и об этом не прошу. Потому что это бессмысленно, наверное, муж ее уничтожил. А, возможно, и скорее всего, в ней ничего не было ценного. Поэтому… Поэтому давайте больше не искать того, чего в природе не существует. В природе и так много интересного. Вы согласны?

Я задержал взгляд на ее лице. И окончательно понял, что сегодня потерял своего союзника. И только потому, что союзник имел неосторожность в меня влюбиться. Теперь ей было наплевать и на папку, и на тайны мужа, и на его прошлое. Ей было важно не разбить по неосторожности такое хрупкое настоящее. И любой шаг в сторону она считала рискованным. И любой шаг назад казался ей опасным. И неизвестно чего можно было ожидать от любого шага вперед. Она предпочитала стоять на месте. Единственное (как она думала), что способно сохранить надежду на будущее.

Я, как можно правдоподобнее, скривился в гримасе и схватился за голову.

— Не знаю, что такое! Адская головная боль!

Надежда Андреевна растворила аспирин в стакане с водой. И протянула мне, укоряюще заметив:

— А все потому, что забиваете голову ерундой. Вместо того, что бы съездить на природу, такая чудная сейчас погода! Ведь вы и так для меня и для мужа столько сделали! Наша совесть перед Юриной памятью чиста. Труды его выйдут, Макс непременно этому поспособствует.

— Значит, его совесть тоже чиста.

— А знаете, есть только один человек, кого может действительно мучить совесть.

Я вздрогнул. И поднял тяжелый взгляд на Смирнову. Голова вдруг и впрямь резко заболела и готова была развалиться на части.

— Кто же это, Надежда Ан… Надежда?

— Этот несчастный хоккеист. И его больше всего жаль. Жить с таким грузом, хотя, по сути, и не виновен.

— А если бы вам пришлось с ним встретиться? — мой голос предательски дрогнул. И я процедил сквозь зубы. — Что, что бы вы ему сказали?

— Я? — казалось, Смирнову ошарашил этот вопрос. И мы несколько секунд, молча смотрели друг другу в глаза. — Ну, я… Я бы просто сделала вид, что его не узнала. Это лучшее, что я могла бы сделать и для него, и для Юры, и для себя.

Не говоря больше ни слова, я тяжело поднялся с места и ушел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Включил по традиции старенький проигрыватель, поставил вальс Грибоедова и попытался решить что делать дальше. И с тайной Смирнова, и с любовью Смирновой. И с самим собой. Но ни один из этих вопросов так и не разрешил. Сильная головная боль лишила меня возможности думать. И я провалился в глубокий сон.

Как ни странно, утром я проснулся в отличном настроении. Даже подумал: может быть, Смирнова права? Что я в конце концов пытаюсь найти? От мысли, что ученый Смирнов — просто-напросто негодяй, которого и убить не жалко, я, безусловно, отказался. Этот человек вызывал искреннюю симпатию. Тогда что? Его труды, в которых я мало что смыслил и в которых гораздо профессиональнее и успешнее сможет разобраться Макс. Еще что? Какое-то мифическое открытие, которое все ждали от Смирнова, но которое вполне возможно он и не совершал… Ни одной ниточки, ни одной зацепки, превращающие домыслы в факт и реальность, не было. Не все ученые совершают гениальные открытия, но при этом они не перестают быть учеными. Похоже, таким был и Смирнов. Чувство вины перед ним меня никогда не покинет.

Но перед его женой я себя виноватым уже не чувствовал. Не так уж долго она носила траур по нему. И потом, я все что мог, для нее сделал. Я даже на ее счет перечислил очень большую сумму, и она теперь гораздо богаче меня. Совсем скоро она об этом узнает. Если я захочу, то уже сегодня. И тогда окончательно смогу быть свободным. И мне непременно следует решить, как дальше строить свою жизнь. Я и понятия об этом не имел. Но, безусловно, эта жизнь не будет похожа на мою прежнюю. И на нынешнюю у Саньки Шмырева она тоже не будет похожа.

Из учений Смирнова ясно вынес одно. Долгую и спокойную жизнь можно организовать. И я ее обязательно организую и сумею достойно прожить.

Этим солнечным утром чувство свободы настолько опьянило меня, что я даже громко замурлыкал джазовую мелодию из Дюка Элингтона.

Надежда Андреевна постучалась в мою комнату и тут же без приглашения заглянула. Она была уже одета. Старомодное ситцевое платьице под поясок, босоножки на широком каблуке. И только игривая стрижка молодила ее.

— Приятно видеть вас в таком хорошем настроении, — приветливо улыбнулась она. — Я ни разу не слышала, что вы поете. И вот уж не предполагала, что любите джаз.

— Я люблю классику, Надежда Ан… А джаз я пою.

— И какие планы на утро? Если не секрет?

— Не секрет. Потому что сам понятия о них не имею.