Все хорошо, мам

– Захомутала старика, квартиру хочет заграбастать! Между прочим, твою квартиру! – злилась Зая.

– Мою же, не твою, – огрызался Лёшик.

– Ты тряпка, – резюмировала жена.

– А ты – деревня, – не уступал Лёшик. Зая утверждала, что она из Питера. Однако неистребимый говор заставлял задать ей вопрос: а в Питер вы откуда приехали?

– С Тюмени, – признавалась Зая.

Дед жил на последнем этаже добротного дома на Преображенке. Лёшик презрел лифт, поднялся пешком – чем не альтернатива фитнесу? Дверь открыла Лилия. Она хотела было всплеснуть руками, будто Лёшика не было не неделю, а год, но в них была кастрюля. Оставив сантименты, Лилия прогудела в теплую темноту коридора:

– Прокопушка, Лёшик пришел!

Дедушкина квартира напоминала луковицу. Каждая жена брала дом в свои руки и клеила новые обои поверх старых. Лилия выбрала белые… нет, не лилии – белые каллы.

Пахло фотобумагой и сердечными каплями. Пахло плохими новостями.

– У Прокопушки рак мозга, – заплакала Лилия, когда сели обедать. – Не стали по телефону сообщать. Ждали, когда придешь.

Лёшику показалось, что на него упала ледяная глыба. Мир стал мелким, будто смотришь на него в перевернутый бинокль, в ушах стоял гул. Всхлипывания Лилии, тиканье старых часов, шарканье Прокопа, отправленного за снимками, – все звуки приглушились, как под водой. Время замерло. Каллы на стенах извивались и пульсировали. Ипотека, ребенок, Зая – ничто больше не имело значения. Дед умирает.

Дедушка тыкал в него какими-то черно-белыми фотографиями. «У человека рак, а он все про фотки свои», – недоумевал контуженный известием Лёшик.

– Вот посмотри, это мозг. – Прокоп погладил старческим пальцем проявившийся на снимке срез белого вещества, похожий на грецкий орех. – А это глиобластома, – с некоторой гордостью озвучил он диагноз и погладил белое пятно. – Она ест мой мозг.

Лёшик почему-то подумал про Заю.

– Алёша, ты почитай про эту заразу, – Лилия прервала его ассоциативный поток. – В Интернете вашем что пишут? Прокопушка лечиться не желает, говорит – жить надо…

– С короткой выдержкой и без штатива, – закончил дед.

Лилия замахала на него руками, схватила для успокоения кастрюлю.

– Узнай, как это лечат. Может быть, лучше сразу травами? Или голубиным пометом?

Лёшик пообещал провести ресерч. Он вытащил из кармана телефон и навел его на дедушкин мозг с пожирающей его опухолью. Папка с фото, в которой преимущественно копились еда и селфи из пробок, пополнилась изображением бластомы, ставшей от этого какой-то будничной.

Прокоп хорохорился и предлагал по коньячку. Лилия, поставив перед собой кашу, обмахивала кроссвордами размытое слезами лицо. Лёшик бубнил что-то невразумительное про позитивное мышление. Всем было страшно, головокружительно и тошно, как на тонущем корабле.

* * *

Дома Зая запекала вульгарную свиную рульку. Она уже протомилась положенный срок в духовке в специальном пакете. Оставалось вскрыть пакет, напоить ее соусом и отправить развратницу обратно в пекло – обзаводиться положенной корочкой. Зая вспоминала про чек и представляла, что отправляет в печь не рульку, а эту свинью Лёшика. Увлеченная процессом, она даже не заметила, как на кухне образовался жалкий изменщик и притулился на барный стул – Зая купила его на распродаже у разорившегося ресторана. Вздрогнула, ойкнула, выдохнула, отвернулась к раковине. Из-под ножа поползли длинные лоскуты картофельной кожуры. Лёшик подумал, что Зая очень даже секси, когда готовит. Хочется подойти сзади, уткнуться носом в ее шею, вдохнуть Заю в себя. Вставить ей.

– Милый, – произнесла жена так, что Лёшик сразу почувствовал – затевается нечто глобальное. Возможно, даже ремонт балкона.

– Милый, – повторила она, – я сегодня была на консультации у репродуктолога. Наш единственный шанс родить ребенка – это сделать ЭКО. Но придется набраться терпения – с первой попытки может ничего не получиться. И со второй тоже. Каждая попытка стоит денег. Больших денег. Нам нужны деньги.

– Зая, – аккуратно начал Лёшик. – Милая, – тянул он время в поисках правильного ответа. Такого, который устроил бы Заю и не позволил бы свалиться в очередную финансовую канаву. Как это уже было, когда в своей скромной квартиренке они установили дорогущую итальянскую сантехнику – милая желала писать исключительно в инсталляцию.

– Ну, что ты мямлишь, Алексей? – зудила жена. – Ты можешь взять еще кредит?

– Я и так плачу банкам больше половины того, что зарабатываю. Я даже не знаю, где взять деньги на ребенка, зачатого обычным способом. Но платить еще и за процесс – это ту мач. Давай подождем. Попробуем пока так. Вдруг не все потеряно? – пытался спастись Лёшик.

– ТАК мы пробуем уже два года! Ничего не получается. Как ты можешь жалеть деньги, когда речь идет о детях? – зашипела Зая, не привыкшая, чтобы ей перечили.

– Но это нормально, дети – дорогое удовольствие. И удовольствие ли – вот в чем вопрос, – защищался Лёшик.

– Ты просто не мужик, – диагностировала Зая. – У тебя гнилые сперматозоиды. И в постели ты полный ноль.