Все, кого мы убили. Книга 1

– Я уже слышал о двух землях раздора, – сказал я с неудовольствием. – Может, все земли имеют право так называться? Одно такое место последней битвы я посетил у себя на родине.

– Где сказано, что последняя битва – одна? – словно нехотя произнёс старец. – Для каждого племени она своя.

– Для мусульман Дамаск то же, что Мегиддо для христиан, – вступил Артамонов. – Армагеддон по их поверию случится там. Есть предание, что Иисус Христос, коего они величают пророком Исой, сойдёт с небес на Белый минарет. В этой мечети он воскресит Иоанна Предтечу и уже после в Иерусалиме вершит суд.

– Но при чём здесь пророчество Армагеддона и последняя битва? То – будет, а это свершилось! – возразил я.

– Последняя битва или нет – это как считать. Знаете, Алексей, есть предание о пришествии перед Мессией пророка Илии? Так вот, кто-то считает, что это дело грядущего перед вторым пришествием Спасителя, а некоторые видят в том свершившееся, когда, воплотившись Иоанном Крестителем, Илия уже возвещал о пришествии первом.

Колоссальные монолиты, откопанные кем-то из наших предшественников в основании огромного фундамента, послужили нашему проводнику доказательством его легенды. Но я выразил сомнение в том, что какие-либо гиганты были в состоянии поднимать такие тяжести и что сему необыкновенному факту следует искать иное объяснение. Один сильный человек оторвёт от земли, положим, пудов пять, один пятисаженный гигант, допустим, пятьдесят пудов, дюжина таких носильщиков уволочёт пятьсот, пусть даже тысячу, но плиты весят не менее десяти тысяч пудов.

Он долго вздыхал, словно бы размышляя, достоин ли неверующий его ответа, и не оскорбит ли моё непонимание памяти его дедов, но промолвил, усевшись спиной к одному из монолитов, укутавшись в свою накидку и прикрыв глаза, словно предоставляя нам возможность дальше пробираться как нам будет вольно:

– Как гласит легенда, вместе с мудростью Бог передал Соломону знания, которые помогали ему подчинять демонов – добрых и злых. Плиты погружались в некий поток, как бревна в воду, и гиганты ходили в нём словно сквозь камень. Их тени и ныне ещё появляются среди руин. Но всё реже.

Вид его, величественный и печальный, придавал ему много сходства с каким-нибудь древним волхвом Египта, и я не нашёл в себе сил расспрашивать его более.

Мы разбрелись каждый во исполнение своего интереса, и вскоре Артамонов выбрал место для набросков. Раскалённые плиты, дрожа прилегающим воздухом, охотно отдавали свой жар надвигавшемуся вечеру, теснившему окрест ленивое пыльное марево.

Я понял, что заблудился, но ещё полчаса дал себе на то, чтобы не волноваться в поисках выхода или найти своих знакомых. В сущности, я обретался на открытом пространстве, и прекрасно понимал, в какой стороне наш лагерь. Но стоило мне начать искать к нему путь, как я непременно упирался или в стену или в обрыв. То и другое при некоторой ловкости я вполне мог преодолеть, но не желал карабкаться или прыгать, поскольку не совершал ничего подобного на пути сюда, следовательно, оставалось отыскать верную тропу. Водой теперь я запасся в достатке, но солнце уже валилось на запад, а здесь закат происходил так стремительно, что можно было не успеть и трубку выкурить до темноты.

Настало время возвращаться, но я всё бродил, устало глазея на чудовищные камни. Ничего от былого восхищения уже не ощущал я, ужасные строения давили меня своими размерами, длинные тени поглощали без остатка угасающий свет дня. То мог ещё я приписывать голоду и утомлению, но правда заключалась в ином: забавное при свете дня трансформировалось в жуткое при склонении к ночи; разум мой не удерживал восхищения. О, нет, невозможно, конечно, вполне заблудиться среди строений высотою до самого неба, но я упорно не мог найти путь, которым пришёл. Снова и снова я прокладывал верный курс, но всякий раз, сталкиваясь со стеной ли, испещрённой странными квадратными дырами, с обрывом ли, похожим на край исполинской твердыни фундамента, принуждён был повернуть. Уже всерьёз полагал я раз или два вскарабкаться на какой-нибудь вал или спрыгнуть с откоса, рискуя поломать ноги, но ограничился тем, что решил позвать на помощь. К радости моей, довольно скоро увидел я не так уж и далеко две знакомые фигуры, которые жестами пытались разъяснить мне правильную дорогу. Казалось, до них подать рукой, но между нами словно заколдованное в потоках тягучего воздуха лежало непреодолимое пространство из нагромождения гигантских обломков. Я отправился в обход, и скоро совсем скрылся из их вида. Теперь обескураживало меня и вовсе совершенно незнакомое место, где кладка храма Бахуса вместе с обрамлявшей его высокой стеной по какому-то причудливому замыслу неведомого архитектора оставляла между ними узкий промежуток, напоминавший мрачный глубокий канал. Невесть когда упавший туда огромный обломок образовал нечто вроде косой ступени высотой аршина полтора. Ни за что я не решился бы спрыгнуть в мрачный проем, на дно которого никогда не заглядывает солнце, если бы не письмена на стене, напомнившие мне нечто виденное ранее.