Все, кого мы убили. Книга 2

От своего Общества Древностей без труда получил я согласие на отыскание древних предметов на дне, отправив туда несколько туманных легенд и неразборчивых папирусов едва ли не под видом свидетельств, заслуживающих самого большого доверия. Тридцать тысяч ассигнований сверх имевшихся милостиво получил я на труды. Что ж, они держали слово, и умели выказывать благодарность.

Весной 1834 я отрядил Прохора в Бейрут с наказом завершить там дела и перевезти находки частью в Константинополь, частью в Дамьят. Он вернулся всклокоченный и поведал о восстании в Палестине и осаде Иерусалима, и мысль о зыбкости здешнего мира повергла меня в печаль на долгие дни.

По счастью, одно оставалось прочным: нить, соединявшая меня с княжной Анной. Я регулярно получал письма от своей возлюбленной. Писала она раз примерно в месяц, но оказии доставляли мне их то два кряду, то надолго оставался я без вестей от неё. Все они дышали благополучием. Её спокойствие приписывал я немалым своим здесь стараниям. И отвечал ей двумя посланиями на одно. Меня не потревожило, а даже и успокоило известие, что князь Александр Николаевич вернулся к себе в имение.

К лету мы уже готовились к спуску воды через канал, прорытый в узком перешейке, и я не находил места от предвкушения главных находок. Но то одно, то другое обстоятельство задерживало обнажение дна. Невзирая на засуху, вода просачивалась отовсюду, и толстый слой сочного ила топил черпалки, которыми мы пытались очистить дно. Уже отчаявшийся, я искал способов заказать машину из Англии, но тут Прохор придумал, как нам избавиться от напасти. Двадцать пять рублей просил он на дело и себе в награду. Едва получив желаемое, он пустил по деревням слух, а уже наутро меня разбудил скрип полуразваленной арбы. Не успел я вылезти из шатра, чтобы узнать, почему пропустили к месту двух худосочных крестьян, как десятки повозок появились со всех сторон. Менее чем в две недели весь жирный ил не только оказался вывезен на окрестные поля, но и, кажется, несколько обогатил моего секретаря, хотя по душевной доброте и склонности к благотворительности взимал он самую умеренную плату. Поначалу я хотел организовать процеживание ила и кармана моего помощника, но после махнул рукой: интересующее меня находилось глубже. Не менее элегантно Прохор решил и другие задачки, но всё же проволочки заставили отложить раскопки до конца августа.

К тому времени отзывы о моих трудах из Академий, обогнув обитаемые земли, вернулись в Египет множеством неожиданных почитателей и учеников. Я немало времени тратил на лекции, которые вполне льстили моему тщеславию, и не менее того – на дорогу до раскопов, потому что мазанка моя, поставленная в безопасном отдалении, превратилась в подобие салона, а окрестная пустыня стала аудиторией с природной декорацией, где подолгу мог бродить я с каким-нибудь заезжим египтологом, несколько запоздалым в своём интересе для переменчивой моды Европы. Не менее интриговала всех и таинственность наших дел, впрочем, никто не осмеливался без спроса совать в них нос. Слухи о сильной поддержке, умело распускаемые Прохором, и память о недавнем действительном разгроме части наших врагов, создали нам определённого сорта славу. Я беззастенчиво пользовался авторитетом в академических кругах и язвительно отвечал на мнения критиков, особенно тех, в ком чувствовал силу правды и открывавшийся талант – навязывал своё мнение не столько аргументами, сколько жизнью в каменной и пергаментной сокровищнице. Само многолетнее обитание на Востоке служило доказательством моей правоты сильнее фактов, придавало силу моим гипотезам лучше находок, коих зачастую недоставало. Время от времени снабжали мы коллекции Мегемета Али старинными диковинами, оставляя себе только снятые с них копии эпиграфов, и тем, кажется, заслужили его благожелательность, вкупе с обязательством взять на полное содержание наших бедуинов.

Озеро меж тем развлекало нас охотой. Я постановил себе во что бы то ни стало добыть розового фламинго, но за всё время мне так и не удалось подстрелить ни одного. Коварные птицы тянулись над водой длинными вереницами, в пятистах шагах от наших лодок, и ни одна из них не попалась нам под ружьё. Впрочем, утки, черныши и полевые чирки служили нам неплохим утешением.