Все, кого мы убили. Книга 2

«Голицын или Прозоровский? Впрочем, какая сейчас разница, коли я уже почти решился открыться».

– Вас предупредили об опасности сего… сочинения? Я говорю не о том, что там написаны некие ужасные смыслы, а о том, что начертание вредно само по себе, без какого-либо перевода?

– Нет, но сдаётся мне, что допрос здесь должен вести я, – мягко поправил он.

– Прошу меня простить, Алексей Фёдорович, у меня имеется многое сообщить вам, вопросы же мои не праздные, а важности чрезвычайной.

– Продолжайте, прошу вас, Алексей Петрович, – он не поленился налить портвейна, я же искал воды и, найдя, осушил половину графина.

– Всё же, осмелюсь повторить свой вопрос, под каким предлогом передали вам этот лист? Что должен он вам сказать?

– Этот лист найден в одном из рукописных сочинений шестнадцатого века, мне сказали, что за ним охотится тайное общество.

– Я задам последний вопрос: доверяете ли вы всецело персоне, давшей вам это?

Он заходил по комнате, заложив руки за спину, кажется, нелицеприятный вопрос мой задел его за живое.

– Я служу государю, – спокойно и твёрдо повторил он.

– Слова вашего мне достаточно, – я тоже встал и поклонился ему с благодарностью, а не из подобострастия. – Но отныне судьба моя в руках ваших.

Я предупредил, что рассказ будет долгий, Орлов располагал временем, мы вновь сели, и он распорядился накрывать к обеду, а пока мы удостоились прекрасных трубок и вин. Он не перебивал, хотя повествование моё, сбивчивое и путанное, для любого другого слушателя оказалось бы трудно, впрочем об Орлове все говорили как о внимательном и проницательном собеседнике. Не всё до конца решился я поведать, не всё вспомнил, но лицо графа часто выражало удивление и почти всё время интерес.

– Но рукописи, заданной мне, я так и не отыскал, сначала не слишком усердствуя в поиске, после по невозможности проникнуть в библиотеку сераля. Теперь подозреваю я, что в числе прочих раритетов отправлена она контрибуцией в Александрию. Не смею настаивать, но просил бы вас рассказать об этом деле то, что возможно.

Так завершил я свою повесть, а с нею покончили мы и с обедом. Некоторое время Орлов молчал, что-то обдумывая, а после уклончиво ответил, что в деле этом много неясностей, но князь Голицын докладывает ему лично обо всех деяниях тайного общества. Отставлен же он мнимо и для видимости, это его жертва служению.

– А если нет? – собравшись с духом, вопросил я, ожидая даже гнева Орлова, но он совершенно спокойно признал, что дело трудно, посему князь отставленный всё же лучше князя при министерствах.

– Однако вы не упомянули кое-каких деталей, – закончил он.

– Возможно, даже многих, но…

– Письма вашего друга Андрея Муравьёва, доставленного генералом Николаем Николаевичем я, конечно не видел.

– Откуда же вы знаете, что оно существовало?

– Вы только что подтвердили мне. О чём оно?

– Всё о том же. О старинных русских хождениях в Египет. Он рассказывает о том, о чём я и без того догадался. Вы подозреваете Андрея в чём-то ещё?

– О, нет! – бодро воскликнул он. – Но мне хотелось бы иметь больше ясности с этими его намёками на древние путешествия на Восток.

– Что ж, все они избраны из общего ряда путешествий, коих описаний сохранилось много больше. Довольно непросто среди дипломатических, государственных и церковных миссий выявить эти весьма особенные хождения. К тому же мало что опубликовано, и ему приходилось исследовать старинные списки, которые между собой разнятся. Ведь право, Алексей Фёдорович, не существует покуда канонического трактата, охватывающего все подряд паломничества, и который можно осилить в один семестр. Друг мой в числе первых и предпринимает такие усилия.

– Мне ведомо, что путешествий таких немало. Признаюсь, поначалу это удивило меня.

– Весьма много, и это только описанных, оставивших след. Хождения в Константинополь вообще можно считать до известной степени нормой жизни, вот как это, – я указал на листы на бюро. – Но и поклонений святыням Палестины насчитываем изрядно.

– Допустим, странные визиты имели место. Но не логичнее ли тайным послам скрыть факт путешествия, вместо того, чтобы описывать его?

– Я полагаю, что секретных, то есть не оставивших литературного наследия миссий, состоялось известное число, но некоторые скрыть не представлялось возможным. Ведь послам необходим официальный статус, задание от государей или церкви. Ведь в ту пору, как, впрочем, и сейчас, отправиться через враждебные края для лица частного задача не из лёгких. Так или иначе, власти оповещались, а странники, коих в древности именовали калики перехожие, сами искали покровительства сильных мира сего – князей и царей.

– Продолжайте, – махнул рукой Орлов.

– Князья и императоры всегда видели в поклонниках посланцев, им давались средства, бумаги, полномочия и сопровождение, но требовался и отчёт. Пример тому из последних – мой друг Муравьёв.

– А, часом, не вы сами? – взметнул брови Орлов. – Мне сдаётся, вы недоговариваете.