Все, кого мы убили. Книга 2

– Вы вовсе ничего не могли слышать о том выводе, ибо он носил характер частный… то есть сугубо секретный. Официально его признали виновным в растратах. Истинные же следователи вынесли свой собственный вердикт, что Дубровский служит тайному обществу… тут ещё нет никакого преступления, конечно. Но… обществу, соперничающему с тем, кто его послал. А вот в этом и вся соль. Увы, соль минор. С той поры всё, что бы он ни делал, трактовалось ему во вред. Богатейший вроде бы человек, а существовал на жаловании, в казённой квартире, да и всего того лишился! По смерти его оправдали, конечно, признав навет ложным.

– Позвольте прямой вопрос: не угроза ли это мне и Андрею Николаевичу? – я выпрямил спину.

– Помилуйте, я лишь служу государю, оберегая его, а не вас.

– Но я тоже служу государю, хоть и не на таком поприще.

– Тогда и слушайте советов старших. А чтобы вам имелось над чем поразмыслить, знайте, что Дубровский нашёл части неизвестного Тита Ливия. Так что отныне посвящённые в эту историю всячески стремятся уверить, что они своего Тита Ливия не нашли.

– Как я уже смею догадываться, Тит Ливий – нечто вроде пароля для избранных?

– Пароль, да только наоборот.

Моя научная жилка всё же взяла верх.

– Смею предположить, Алексей Фёдорович, что доподлинно неизвестно, отыскал ли он рунические эпиграфы или набивал цену своей коллекции, ибо моя наука сомневается в том, что таковые письмена существовали. Если же так, то нам всем пришлось бы немало потрудиться, заменяя пришествие варягов на Русь чем-то иным.

– Главное для меня, чтобы они не пришли на Русь снова, – раздельно выговорил он. – Доподлинно неизвестно, и историки немало придумали историй. Дубровский утверждал, что руны – миф, такой же, как миф о последней битве. Поиски же древних языков не прекращаются, и вы в библейских землях находитесь словно на первой линии сражения. Немало сделано за прошедшие двадцать лет…

В моём лице что-то, как видно, изменилось настолько драматически, что он поинтересовался, не слишком ли мне душно. Но мне было и душно и холодно в одно время.

– Диодор! Флот вашего батюшки четыре года стоял на Патмосе, где монастырь в честь апостола Иоанна Богослова. – Тут уж пришёл черед насторожиться ему. – А там известная на весь средиземноморский мир библиотека, с рукописями древнейшими. Софокл, Ксенофонт и… Диодор. Смею ли спросить, не потому ли Архипелажская экспедиция избрала тот остров, чтобы…

– Ну что ж, – сказал он безо всякого удовольствия. – Чем занимал мой отец пустое от сражений время, мы, благодаря вам, выяснили. Разыскивал Диодора. А теперь позвольте узнать, чем занимались свои три года – вы, в свободное, разумеется, время?

Его манера вести беседу опрокидывала меня навзничь, ибо я не мог предполагать следующего поворота – и попадал в очередную ловушку.

– Свободное – от чего?

– О ваших пикантных похождениях здесь не знают только глухие…

Я вспыхнул от неловкости и злобы одновременно. Не хватало ещё, чтобы мне напоминали об этом годы спустя.

– Но вы уже… мы уже…

– Но – дальше меня это не пойдёт, – резко уверил он. – Как ваша невеста?

Я обречённо выдохнул. Теперь я так глубоко заглотил все его наживки, что ком подступал к горлу. Не похожее ли состояние испытывал теперь Муравьёв, добровольно отдавая манускрипт?

– В свободное от дипломатических поручений время, – с трудом выдавил из себя я, – занимался я наукой, но теперь не уверен, что…

– Нет, поручения к вам кончены. Что говорит ваша наука об этом? – При этих словах он подал мне вдвое сложенный пожелтевший лист, тот, который давно уже извлёк из бюро и держал между пальцев на виду у меня.

– Старинный эпиграф, судя по бумаге, – проговорил я, расправляя её захрустевшие углы, и тут же отпрянул словно ужаленный. Лист, который я выронил, падая вновь сложился, скрыв письмена.

– Что с вами? – участливо спросил Орлов. – Знаки-то вроде арабские – не руны. Вы бледны. Вам знакома надпись?

От моего ответа теперь зависело всё, начиная с моей жизни. Могу ли я доверять графу Орлову? Он и без того уведомлён о каждом моём шаге, и лишь мыслей моих знать не может. Но самое ценное, чем я сейчас владею – это собранные воедино в общую картину за три года сведения, суждения и догадки, подозрения и выводы, без которых я окажусь гол и беззащитен. Поведав их ему, я стану не нужен никому – и даже всем опасен. Но если Орлов не связан с тайным обществом иллюминатов, и не ищет выгоды личной, тогда единственный мой путь спасения – как раз он. Я долее ни минуты не мог рассуждать, нужно было решаться.

– Это нечто вроде… магического квадрата, – сильно выдохнул я, зажмурившись. – Он в самом деле составлен на арабском, но я встречал похожие на латыни и древнееврейском… они обязаны существовать на многих языках. Коркунов не много помог бы вам. Позвольте же спросить, кто дал его вам и… сколь подробно изучали вы сей эпиграф?

Я не стал нагибаться за листом, не поднимал и он, пристально глядя только на меня.

– Князь Александр Николаевич передал мне для ознакомления, но я не нашёл в себе сил перевести его и оставил.