«Ну, спасибо!» – сказала она тогда саркастически, но все улыбнулись. От меня такого ожидали. Она же в ответ подарила мне на следующий год пять теннисных мячей.
Я сняла обертку с двух пар трусов и развернула их. На одних было написано «МЯСО». На других на заду был курносый нос и написано «МОПСЯ».
– Ух ты! – засмеялась я.
– У них не было для беременных, поэтому я взял большие.
– Мясо ты этакое!
– Я просто хочу, чтобы тебе было удобно.
Он потянулся к тем, на которых написано было «Мясо», и перевернул. На широком заду был нарисован мультяшный гамбургер.
– Думаю, именно эти надо надеть на УЗИ. – Я смеялась, натягивая их на себя.
Джек снял бирку, слегка касаясь меня прохладными руками.
– Нас сочтут хулиганами и вызовут социальную службу.
Я обернулась и поймала свое отражение в зеркале. Круглый живот, старый лифчик и огромные трусы с гамбургером.
– Ты похожа на человека, который навел в своей жизни порядок, – заметил Джек, прикрывая ладонью нахальную усмешку.
– Они, кстати, и правда удобные.
Я натянула джинсы, Джек помог надеть футболку, и мы поехали.
На пассажирском сиденье лежало адресованное мне письмо, я сама его там оставила. Собиралась открыть по дороге на работу, но забыла. Джек, ни слова не говоря, передал его мне.
Я тогда этого не знала, но в конверте скрывался хорошо мне знакомый зеленоватый логотип. Перед тем, как запустить мотор, я открыла письмо. Оно было от Генерального медицинского совета. Сообщалось, что прошло больше года, и, если я до весны не предприму никаких действий, моя врачебная квалификация будет понижена.
Я похолодела, зубы застучали. Я думала, что этого не случится. Я все время платила взносы, считала, до понижения еще очень далеко. Но вот оно – синим по белому. И скоро все кончится, все, для чего я работала, все будет зря. Эти чертовы бесконечные клинические экзамены. Все мои умения: собирать анамнез, прощупать живот и найти источник боли, поставить катетер в плохую вену – именно меня все просили сделать такую работу. Это было мое призвание – и оно пропадет. Сдохнет, как придорожный пес.
– Понижение? – спросил Джек, читая у меня через плечо.
– Ага, если не развиваешься профессионально. Или не платишь лицензионных сборов.
– И ты потеряешь все?
– Да.
Я не могла на него смотреть.
Видимо, все мои чувства отразились на лице. Будто бы я должна выбросить самые дорогие для себя вещи или отдать Говарда новому хозяину.
– Боже мой, Рейч! Ты уверена?
– Более чем, – я сложила конверт и убрала письмо в бардачок, подальше. Не могла я о нем говорить сейчас.
– И тебе придется снова вернуться в медшколу? Проделать все снова?
– Нет.
– Ну, так еще ничего.
– Потому что я не хочу быть врачом.
– Но пришлось бы – если бы хотела?
– Честно говоря, даже не знаю. Понятия не имею, какова процедура.
Я повернула ключ зажигания. Хотела сменить тему, отвлечь его и себя от перспективы еще тридцать лет печатать извещения о совещаниях для юристов.
– Смотри, – я указала на окно кладовой.
Задняя дверь была выкрашена в зеленый цвет, рядом с ней стояла садовая лейка. А из окна смотрел одинокий Говард своими большими глазами.
– Ну и жирный же он, – засмеялся Джек. Шея у Говарда казалась огромной.
– Неудачный ракурс.
– Странные чувства у меня от этого письма, – сказал Джек, застегивая темно-зеленую толстовку с капюшоном.
Я его впервые видела в теплой куртке, потому что мы познакомились прошлой весной. Он выглядел отлично. Слегка с шиком, как хипстер. Неотразимо.
– Успокойся. Поверь мне – сейчас никто не хочет быть врачом в системе национального здравоохранения.
Он молчал довольно долго. Я уже думала, что Джек не ответит, но он все же произнес:
– Да, понятно.
Но я все время поглядывала на бардачок – перед глазами у меня было это письмо. И когда мы приехали в больницу, я вытащила письмо и сунула к себе в карман, пока Джек платил у парковочного автомата. Может, я смогла бы продолжить свою профессиональную деятельность и подменять ушедших в отпуск.
Может быть.
Дорогу до кабинета УЗИ я знала. К счастью, это было другое отделение и мне не пришлось встречаться с бывшими коллегами, проходить мимо своего старого блока Б-1 или третьей палаты слева, где это случилось.
– Боже мой, пять фунтов за два часа, – вздохнул Джек, скармливая автомату монетки.
– Скажи спасибо правительству.
– Я и говорю.
После этого письма атмосфера между нами стала странной. Я чувствовала не просто небольшую вину, она уже начала сменяться гневом. Джек не знал моей истории. Вообще мало кто знал. Но это же другое, говорила я себе. Все дело в нюансах. И это совсем не то, что его поступок.
Ответственную за УЗИ звали Сандра. Я, кажется, видела ее в больничной столовой. У нее были черные волосы и полно веснушек.