Все лгут

– И это, черт побери, большая удача! Потому что мой путь не был усыпан розами. Мне пришлось завоевать право учиться. Мне приходилось работать по вечерам и по выходным и бороться за стипендию. А еще я заботился о бабушке с дедушкой, пока те были живы. Но ты… Тебе все преподносится на серебряном блюдечке. А ты все равно не желаешь прикладывать ни малейших усилий. – Папино лицо обмякло. – Ясмин, – сказал он. – Все, чего я хочу, – это чтобы ты попыталась.

– Но я уже пыталась.

– Нет, это не так.

– Да!

– Нет.

– Да!

– Нет.

– Прекрати! – вскричала я. – Ты ничего не знаешь! Ни о том, что я думаю, ни о том, что чувствую!

– Сядь, – сказал папа, не глядя в мою сторону.

Ничего не ответив, я выскочила из комнаты и бросилась наверх.

Ни одна вечеринка уж точно не могла быть хуже, чем все это.

Когда я уже стояла в прихожей, собираясь уходить, ко мне подошла Мария. Выглядела она еще более уныло, чем всегда: широкая бесформенная футболка свисала до самых бедер, а велюровый комбинезон больше пошел бы грудничку, чем взрослой женщине.

– Ясмин, твой папа очень волнуется, – заявила она.

Потом Мария положила ладонь мне на плечо, как будто у нас с ней было что-то общее, или как будто ей в самом деле было не наплевать.

– Угу, – буркнула я.

– Может, поговоришь с ним до ухода?

– Плохая идея.

Взгляд Марии скользнул по моему телу и остановился на вырезе. Она немного поколебалась, даже уже открыла рот, но сразу ничего не сказала.

– Ты думаешь пойти вот так? – поинтересовалась она.

– М-м, да. А что?

Она улыбнулась и слегка сжала мое плечо рукой.

Я дернулась. Мне не хотелось, чтобы она трогала меня.

– Возьми шаль.

– Нет, спасибо.

– Вечером будет холодно. Держи!

Она потянулась за одной из своих уродских шалей, лохматой тряпкой светло-коричневого цвета, которая сразу вызвала у меня ассоциации с расстройством желудка, и накинула ее мне на плечи. Потом она повязала шаль таким образом, чтобы та прикрывала мой вырез.

– Самое позднее – в двенадцать, – с улыбкой проговорила Мария.

Я ничего не ответила.

35

Мария, мать Иисуса. Святее всех святых.

Такой она и была – по крайней мере, в собственных глазах.

Я познакомилась с Марией на ужине у них с Винсентом дома.

Папа уже какое-то время вел себя странно – более рассеянно, чем обычно. Улыбался чему-то своему, пока готовил завтрак, напевал что-то себе под нос. Купил гель для укладки волос и лосьон после бритья и начал гладить свои рубашки, которые раньше просто развешивал на просушку по спинкам кухонных стульев.

Я догадалась, что что-то происходит. Даже будь я слепой и глухой одновременно, все равно бы догадалась. И я в самом деле не отказывала ему в праве влюбиться, это правда. Прошло два года с тех пор, как погибли мама и Сильви, и мне действительно хотелось, чтобы папа встретил какую-нибудь девушку. Невыносимо было наблюдать, как он печальным взглядом провожает каждую влюбленную парочку в городе. Невозможно было и дальше слушать нотки оправдания в его голосе, когда я интересовалась, нет ли у него каких-то прикольных планов на выходные.

И вот однажды вечером он мне рассказал:

– Я встретил женщину. Ее зовут Мария.

По его лицу я сразу поняла, что это серьезно. Было очевидно, что ее имя он прямо-таки хотел выкрикнуть и жаждал поделиться со мной.

– Круто, – ответила я совершенно искренне.

– Ты уверена?

– Само собой.

Папа обрадовался, притянул меня к себе и заключил в одно из тех крепких отцовских объятий, которые я так любила. От него пахло кухонным чадом и новым лосьоном.

– Мария приглашает нас на ужин в следующую пятницу, – сказал папа.

Когда я познакомилась с Марией, она мне понравилась.

Она немного напоминала маму, наверное, потому что у нее тоже были светлые волосы и глаза. Стиль, однако, у Марии был совсем другой – домашне-практичный, если так можно выразиться. На ней были джинсы и рубашка оверсайз, а серебряное колечко на указательном пальце правой руки выглядело так, будто кто-то изготовил его дома.

Мама никогда не оделась бы подобным образом. Она любила хорошо пошитую одежду ярких цветов и крупные украшения. Ее блузки всегда были декольтированы, джинсы она носила узкие. Мама обязательно делала макияж и маникюр.

Мария была такой серой, такой повседневной. Если бы она оказалась посреди леса, ее невозможно было бы разглядеть, она затерялась бы среди сосен и мхов, словно солдат в камуфляжной раскраске.

– Здравствуй, Ясмин, я о тебе наслышана, – приветствовала меня Мария, обеими руками пожимая мою ладонь.

– Здравствуйте, – ответила я и сделала книксен.

Это получилось чисто на автомате, дурацкий рефлекс. Мама с папой всегда строго следили за тем, чтобы мы с Сильви были вежливы. Когда мы были маленькими, родители требовали, чтобы мы всех взрослых приветствовали рукопожатием и книксеном, и это правило как будто засело на подкорке.

Я почувствовала себя полной дурой.

Мария с улыбкой на лице жестом пригласила нас войти в смешной зеленый домик.

Едва мы оказались в прихожей, туда вприпрыжку ворвался Винсент. Волосы взъерошены, рот открыт.

– Привет, – поздоровалась я. – Меня зовут Ясмин.

– А меня – Винсент, – ответил он.