- Наш дорогой Тони даже дома произносит прочувствованные речи, насмешливо сказал Уолтер, явно начитавшийся Уистлера. - Или вы стали добрым христианином по Диккенсу под влиянием его "Рождественских повестей".
- Нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его, - сказал Тони. - Можно сказать и так - никакой разницы нет. Все, что сформулировано, мертво. Мнемотехника для ленивцев. Задача в том, чтобы достичь полной гармонии с самим собой, с другими человеческими существами, со всеобщим уделом, с тем, что известно и что неизвестно, будь это тайна или бог.
- Довольно-таки честолюбивая программа, - сказал Гарольд.
- Почему бы вам не ограничиться разумной организацией общества, раз вы находите, что можно не считаться с элементарными фактами, чего на самом деле, конечно, делать нельзя.
- Да я вовсе не уверен, что мне именно это и нужно, - ответил Тони.
- А что же вам тогда нужно? - воскликнул Уолтер, задетый этим оскорблением департамента проторенных дорог. - Вы не признаете laissez-faire [Попустительства (фр.)], то есть закона джунглей. Единственная альтернатива - это какая-нибудь форма социализации, что по самой своей сути всецело вопрос экономики. А это в свою очередь сводится к собиранию точных статистических данных и правильному их использованию. Для этого нужен большой, хорошо подготовленный и толковый штат.
Маргарит вмешалась в разговор, прежде чем Тони успел ответить.
- Неужели необходимо пережевывать все это вновь? Как не надоело. У меня просто терпения не хватает слушать, как вы, мужчины, глубокомысленно рассуждаете о том, что бы вы стали делать, будучи диктаторами мира, которыми никогда не будете. Не вы создали жизнь, и не вам ее перестраивать. Поэтому живите как можете в свое удовольствие. Только школьники воображают, будто они могут переделать мир.
- Послушай, - сказал Тони, - ну, а если предположить, что это вопрос о переделке нас самих?
- Ну так и переделывайте себя, а мир оставьте в покое.
Тони засмеялся.
- Совершенно верно, - коротко сказал он. - Налей-ка мне пуншу. Давайте напьемся и забудем на время обо всем.
Маргарит обрадовалась, решив, что заставила его замолчать. Она наполнила его бокал старинной серебряной разливательной ложкой для пунша с ручкой из черного дерева - свадебный подарок - и сказала:
- Мы должны сами заботиться о нашем спасении, не правда ли, дорогой?
- Вот именно, - иронически сказал Тони, - что верно, то верно. Пью за наше спасение.
Он отхлебнул глоток пунша, потом спросил:
- Тебе не кажется, что я налил слишком много рому?
- Нет, дорогой, по-моему, пунш превосходный.
- Очень хорош, - сказал Гарольд.
- Первый сорт, - добавил Уолтер. - Я мог бы выпить еще.
Тони снова сел на вращающийся табурет у рояля и рассеянно поворачивался на нем то вправо, то влево. "Вот так всегда, - думал он, - они ухитряются заткнуть мне рот. Им нужно ровно десять минут, чтобы низвести человека от вечных истин до упрощенного "не слишком ли я-много-налил-рому-в-пунш?" Было бы гораздо легче разговаривать с кошкой - может быть, потому, что она не перебивает меня. Они сводят все к одной формуле - еда, платье, крыша над головой, механические игрушки и что скажут люди. И эти-то люди и есть настоящие и полезные. А кто я такой, чтобы критиковать их? Но разве я не приносил жертв их богам в течение шести лет, служа дочери Саула? Ах, боже мой, какой зверинец!
Вон там этот Уолтер, сидит, таращит свои совиные глаза на почти обнаженные груди Маргарит, а Гарольд ласкает ее своими плавниками-словами. Маргарит - священная птица-кошка, привыкшая к поклонению. А там Элен молча свернулась в зловещий клу-:
бок над какой-то чересчур удобоваримой книгой, точь-в-точь зеленая с золотом змея. Для них чтение - замена жизни или сна. Они не выносят ответственности сознательного состояния, хотят вырваться из него обратно в первобытную инертность. Только им не удается спать все время. Поэтому они забываются в безнадежных мечтах..."