Все люди - враги

Шум печатного станка прекратился. Но Тони слышал, как на дворе загудела и тронулась машина, - ему бы сейчас надо быть там. Но он продолжал сидеть, чувствуя, как в нем растет злоба и стыд. Надо же быть таким дураком, чтобы впутаться в эту историю! Насколько его старая дружба с Робином важнее и существеннее этой гадкой стычки между двумя кликами. И Робин такой же дурак, нашел чем отличиться - участвует в хулиганских вылазках на рассвете и потом докладывает о них своим товарищам в Клехете. Эх, пропади они пропадом!

Размышления Тони прервал Джулиан, который вошел, обливаясь потом, весь перепачканный черным машинным маслом.

- Хелло! - сказал Джулиан. - Ну и мрачный у вас вид, Тони. Что, уже надоело?

- Да, пожалуй. А когда мы можем уйти?

- Да хоть сейчас, если хотите. Последнюю машину отправили. Там кой-кто еще остался рассылать газеты по почте. Я принес вам одну - мы отпечатали сто тысяч. Вы позволите мне выпить стакан пива, прежде чем мы пойдем?

- Валяйте, - сказал Тони, взяв в руки тощий листок, который ему протянул Джулиан.

Пробежав его, он подумал, что едва ли стоило тратить на это столько труда и энергии. Известия были скудные - декларация премьер-министра, призыв вступить в ряды добровольцев и в специальные полицейские дружины, перечень уже записавшихся, расписание поездов, которые курсировали, и тех, которые, может быть, пойдут, передовая - кто-то титулованный развелся. Вот уж поистине пустая трата сил и времени.

Когда они шли на квартиру Джулиана, над городом уже занималась за-ря. Несмотря на сор на неподметенных улицах, мир казался умытым и свежим; контуры и тени домов тонули в бледной умбре на еще более бледном фоне неба. Им не встретился ни один прохожий, и мертвые, неосвещенные, молчаливые улицы напомнили Тони ночи войны. Он почти ждал, что они вот-вот наткнутся на отряд людей, направляющихся, тихонько насвистывая, к эшелону. Но ничто не нарушало тишины, и Лондон был нем, как гробница.

VI

Все сразу пошло как обычно. Приходящая особа, ведавшая хозяйством Джулиана, приготовляла им к часу дня завтрак, состоявший из яичницы с беконом.

Затем Джулиан отправлялся по своим юридическим делам, а Тони - к себе на квартиру, где попозже обедал с Маргарит, за исключением тех вечеров, когда она была занята.

Маргарит рассказывала ему, что забастовка ввела в обиход вечеринки с выпивкой, после которых домой возвращались, набившись по десять человек в одну машину, и ей очень нравилась остроумная выдумка одного молодого человека, который изобрел самое подходящее для настоящего момента занятие - он сидел в барах и пивных и опровергал слухи.

На это Тони заметил, что теперь он понимает Калигулу [Калигула (12 41) - римский император с 37 г] - хорошо бы у всех забастовщиков и добровольцев была одна задница, чтобы он мог дать им хорошего пинка. Плечо его все еще побаливало.

Маргарит проводила большую часть времени с Элен, они разъезжали в ее двухместном автомобиле, и Маргарит (точь-в-точь, как мистер Уинкл) каждый день заявляла, что она начнет работать завтра. Тони заключил, что эти две трудолюбивые дамы оказывают сейчас неоценимую услугу государству, лелея разгоряченные головы закулисных деятелей. Маргарит, повидимому, не сердилась на то, что Тони живет у Джулиана, и даже стала ласкова. Пожалуй, чересчур ласкова, - думал Тони. Ему казалось, что в ее отношении к нему была какая-то недоговоренность, как будто она хотела дать ему почувствовать, что всегда зяала, - когда дойдет до дела, он станет пай-мальчиком и будет вести себя как надо. Его решительный отказ прийти на помощь фирме "в такой критический момент" не вызвал никаких домашних громов и молний; ему только мягко заметили, что он нехорошо поступил, отказавшись поддержать "своих", а вместо этого помогает чужим. Расчет, несомненно, был на то, что его скоро можно будет запрячь, хотя он немножко и брыкается.