- Без десяти четыре, дорогая. Помню, как-то мне случилось пойти пить чай к одному старику, который только что получил титул, и вот служанка принесла чай, когда его жены не было в комнате. Он грозно посмотрел на служанку и сказал важно этаким густым басом: "Доложите ее светлости, что чай подан".
А бедненькая служанка, которая трепетала перед ним, мак юная невеста, пискнула: "Да, моя светлость". Он был прямо вне себя от ярости. По-видимому, они ее муштровали несколько дней и чересчур перестарались.
- А я и не знала, что у вас в Англии тоже существует вся эта герр-гехеймратская белиберда, - сказала Кэти, соскакивая с кровати и приоткрывая ставню, от чего тело ее, освещенное солнечным лучом, стало вдруг похоже на бело-золотую статую.
- Как ты загорела, Кэти, - лицо, руки, щиколотки!
- Да, - сказала Кэти, грациозно поворачиваясь перед зеркалом. - Я похожа теперь на такую белую с черными пятнами свинку из цирка.
- Какое богохульство! Почему у тебя такое белое и гладкое тело?
- Я вылупилась из яйца среди гиацинтов. Это ты мне сказал, а то я бы и не знала. Знаешь, мне ужасно хочется пить.
- Хочешь, пойдем в кафе и съедим cassata alia Siciliana [Мороженое по-сицилийски (итал.)], а потом спустимся потихоньку к нашей бухточке?
- О, вот это чудесно! Кто придумал cassata, Тони? Наверное, какой-нибудь замечательный человек.
- Это был сицилийский поэт при дворе Фридриха Великого, - ответил Тони, сочиняя тут же, на месте. - Его мать была, сарацинская эмирша, а отец нормандский рыцарь. Он влюбился в одну византийскую девушку, которая объедалась сливочным мороженым, как некоторые другие леди. Однажды она сказала ему:
"Ты постоянно воспеваешь мои глаза, волосы и руки, почему бы тебе не сочинить для.разнообразия что-нибудь практичное? Я не допущу тебя на свое ложе, пока ты не сочинишь мороженое столь же совершенное, как я сама". Он ушел и придумал cassata alia Siciliana.
- А ты думаешь, она тоже была твердая снаружи, а внутри - вся сплошной крем? - спросила Кэти задумчиво. - Ах, Тони, ты заставляешь меня говорить такие глупости. Но не доложите ли вы вашей светлости, что пора вставать? Я уже почти одета.
После прохладной темной комнаты яркий солнечный свет, отраженный белыми стенами и пыльной дорогой, казался сверхослепительным, и было нестерпимо жарко. Кэти надела темные очки и раскрыла зонтик, чтобы защитить себя и Тони. Но даже и под этой защитой путь до кафе показался им длинным и тяжелым.
- Послушай, Кэти, - сказал Тони, после того как заказал мороженое, - а ведь в самом деле, дорогая, становится чересчур жарко. Мы с тобой долго этого не выдержим.
- Не говори так, Тони. Я так счастлива на Эа, я хотела бы остаться здесь навсегда.
- Мы не можем остаться жить на этом маленьком острове. Мы впадем в черную меланхолию и примемся писать романы. Но уж если ты этого непременно хочешь, я постараюсь завтра найти для нас виллу.
- Нет, йет, я так люблю наши маленькие комнаты и Филомену. Но, пожалуй, нам действительно придется уехать. Но ведь мы вернемся сюда, правда, Тони?
- Ну конечно, вернемся. Я уже думал об этом, Кэти. Но прежде всего скажи мне, куда бы ты хотела отсюда поехать.
- С тобой куда угодно, только не в Австрию, хотя, кажется, даже и там я могла бы теперь быть счастлива. Нет, куда угодно, только не в Австрию.
- Но, может быть, есть такое место, куда бы тебе очень хотелось поехать?
- Да, это место, куда бы ты хотел поехать.
- Есть несколько причин, по которым нельзя постоянно оставаться на Эа, - ласково улыбнувшись ей, сказал Тони. - Одну из них я только что привел. Потом здесь слишком жарко летом и ужасно холодно зимой, по крайней мере так говорит Филомена. Правда, здесь нет малярии, но никак нельзя ручаться, что какой-нибудь сицилиец не завезет сюда анофелеса в своей бороде. Кроме того, здесь водится летом какойто микроб, который проделывает черт знает что с вашим животиком. Любовникам не полагается страдать расстройством желудка - это доказано статистическими данными об их долголетии. Кроме того, при существующем режиме не так-то легко приобрести даже дом в аренду - налоги, налоги на каждом шагу, и блюстители закона не оставляют вас ни на минуту в покое. Да, при таком режиме вредно задерживаться на одном месте.
- Ты так мрачно описываешь наш милый остров, Тони.
- Это для того, чтобы публика сюда не ездила.
Но, я думаю, не уговориться ли нам с Филоменой, чтобы она всегда оставляла за нами две комнаты на апрель и май - даже на март, если ты хочешь, только март здесь обычно дождливый. Мы всегда будем проводить здесь наш ежегодный медовый месяц. Но скажи, Кэти, может быть, я слишком навязчиво распоряжаюсь тобой?
- Нет, но мне жаль, что мы не можем таскать за собой Эа на буксире, сообразуясь со временем года.
Ну, ничего не поделаешь! А куда же мы поедем теперь?
- Что ты скажешь насчет Парижа?
- Париж! - воскликнула Кэти. - Вот это было бы замечательно! Я была в Париже, когда мне было восемнадцать лет. А не будут ли французы скверно относиться к "бошу", даже если этот "бош" австриячка?