Все люди - враги

Тони благополучно пробрался в свою комнату как раз вовремя, чтобы принять поднос с завтраком, который ему подала служанка; он невольно улыбнулся, увидев, что покровительствующая им экономная Филомена поставила оба завтрака на один поднос. Тони вынес его на террасу, пододвинул стулья к столу, принес сигареты и поставил небольшое деревце в кадке так, чтобы тень его защищала стул Кэти от солнца.

Звать ее не было надобности - она всегда слышала шаги девушки на лестнице и минуту спустя являлась к нему с собственным подносом. Тони думал, что она скажет, когда увидит предательский поднос с двумя приборами, - а может быть, она сама гордо распорядилась подать завтрак к нему. Из сада донеслись звуки гитары. Тони вышел на середину террасы и услышал чистый голос Кэти, напевавший "Wenn ich in deine Augen seh'". Как чудесно она придумала сказать ему этой песенкой, что она любит его и счастлива своей любовью.

Когда пение кончилось, Тони подошел к перилам и, заглянув через них, увидел Кэти, стоявшую внизу в своем новом халатике с перекинутой через плечо гитарой.

- Благодарю тебя, трубадур, - сказал он.

Она взглянула наверх.

- Ах, ты тут? Лови!

Она бросила ему маленький пучок цветов, который он поймал на лету.

- Вот цветы для тебя, господин мой, и веточка розмарина на память.

- Благодарю тебя, трубадур, я не забуду. Не фрейлейн ли Кэти прислала тебя, чтобы ты спел свою прелестную песенку?

- Я подумала, не все же уступать только мужчинам услады любви, и решила сама спеть aubade [Утреннюю серенаду (фр.)] своему возлюбленному.

- Чем мне отблагодарить тебя, трубадур?

- Завтраком, - деловито ответила Кэти. - Я сейчас поднимусь. А все готово?

- Да, и молоко стынет.

- Лечу наверх.

- Кэти, - окликнул Тони, когда она побежала.

- Да, - отозвалась она и, остановившись, оглянулась через плечо.

- Но ведь теперь уже нет никаких "so muss ich weinen bitterlich" [И горько плакать я должна (нем.)].

Кэти замотала головой и послала ему воздушный поцелуй.

XI

В прохладной темной комнате не было слышно ничего, кроме громкого пения цикад: такого монотонного, ритмичного, что ухо само бессознательно разнообразило его. Тони дремал возле Кэти во время послеполуденной сиесты, прислушиваясь к цикадам и отсчитывая дни и недели под аккомпанемент их чирчирр, чир-чирр. Он представлял себе, как они сидят утром на деревьях, и входит цикада-дирижер, все встают и раскланиваются: "С добрым утром, господа, с добрым утром, герр Никиш", - и все начинают пиликать как одержимые - чир-чирр, чир-чирр, чир-чирр.

Эти мысли сбили его со счета, так что ему пришлось начинать все сначала, а тем временем пение цикад в саду превратилось в громкий плещущий шум фонтана.

Половина мая; значит, они уже прожили вместе больше пяти недель. Тони поднял голову, чтобы взглянуть на Кэти, которая лежала, повернувшись к нему спиной и опершись темной головкой на руку. Как прекрасны эти линии спины, бедер и согнутой ноги; они бегут, как ручей, ставший плотью. Что бы сказали постдарвинисты о причинах, заставляющих цикад поднимать этот шум с утра до ночи? Ах да это для того, чтобы прельстить самку. Выходит, когда Веласкео. писал свою Рокбайскую Венеру, он старался прельстить миссис Веласкес. Но Кэти прекраснее той. По-видимому, эти леди-цикады обожают музыку, и как трудно им, должно быть, угодить - несчастные самцы надрываются все лето, чир-чирр, чир-чирр, пока не падают замертво в изнеможении. Но когда же они находят время для любви? Ночью? Ночью-то они как раз и не поют. А какие разговоры между девушками: "Ты собираешься замуж за Альфонса, душечка?" - "Нет, дорогая, он вчера чир-чиркнул и сфальшивил, я просто не могла бы выйти замуж за такого мужчину". - "Ну, ничего, милочка, пойдем выпьем коктейль из росы!.."

- Тони!

- Да, моя красавица?

- О чем ты думаешь?

- О тебе и Веласкесе, и о том, сколько времени мы здесь, о цикадах, о фонтанах и коктейлях из росы, - Обо всем сразу?

- Нет, но все вперемежку, это называется поток сознания.

- А для кого коктейли из росы? Для меня? Или для Веласкеса?

- Нет, для бедных маленьких самок-цикад; они спились с горя, потому что их возлюбленные чир-чиркали фальшиво и опозорили себя.

- Ах, Тони, какая грустная история. Бедные маленькие цикадочки! Они так и не найдут себе возлюбленных?

- Им так надоест в конце концов пристрастие их кавалеров к искусству, что они заведут пылкие рома-, ни с древесными лягушками и потом им придется постричься в монахини и идти в лягушачьи монастыри под поганками.

Кэти повернулась на спину, потянулась, зевнула и согнула ногу, подняв колено. "Удивительно, - подумал Топи, - и какая радость для меня, нто она всегда так грациозна, даже в самые бессознательные моменты. Вряд ли в ней много немецкого".

- Который сейчас час, моя светлость? - спросила Кэти.

- Фрейлейн Катарина, я, кажется, уже не раз объяснял вам, - нельзя так говорить "моя светлость".

- Да, моя светлость.