Все ловушки Земли

Но еще не докричав это до конца, Пакстон понял, что совершает ошибку, что идет против логики и что у циничного второго «я» здравого смысла куда больше, чем у него самого.

Он с трудом поднялся на ноги. Влекомый каким-то неосознанным, а может, и вообще непостижимым инстинктивным побуждением, заковылял вниз по лестнице. По-прежнему в голове пульсировала боль, а в горле удушающим комом стояли вина и страх.

Вот и кнопка. Дверь скользнула вверх, Пакстон шагнул в черный хаос и замер в страхе перед этим царством жуткого одиночества и мстительного опустошения, перед этой квадратной милей, отгороженной от всей прочей земной поверхности, как будто она отведена для Страшного суда.

«Может, это он и есть, — подумалось Пакстону. — Страшный суд над человеком».

«Над всеми нами, — сказал он себе. — Наверное, юный Грэм самый честный из нас. Дедик прав, считая его самым настоящим варваром. Мальчишка — атавизм; он смотрит в прошлое человечества, и видит его без прикрас, и живет этим прошлым — каким оно было на самом деле».

Пакстон оглянулся и обнаружил, что дверь закрылась. Посмотрел вперед: по истерзанной, опаленной земле движется человеческая фигура. Конечно, это священник, больше некому там идти.

Пакстон побежал к нему, закричал. Священник услышал, обернулся и замер, приподняв пистолет.

Остановившись, Пакстон торопливо засигналил ему руками. Пистолет вскинулся, что-то хлестнуло Пакстону по шее. Он ощутил на коже влагу и лишь затем увидел вдалеке синеватый дымок.

Пакстон прянул в сторону, рухнул плашмя и самым бесславным образом закатился в пыльную воронку. И залег на дне, сжавшись от страха в комок, дожидаясь пули…

Но страх быстро превратился в жгучую ярость.

«Я пришел сюда, чтобы спасти человека, а этот человек пытается меня убить! Надо было оставить его здесь. Да, на верную смерть! Я бы собственными руками его прикончил, если бы мог».

А ведь теперь и впрямь необходимо убить пастора. Выбора нет. Если не расправиться с врагом, то придется погибнуть самому.

Четверть часа почти истекла. Необходимо прикончить священника и выбраться наружу, прежде чем Пертви откроет огонь.

«Выбраться наружу, — подумал Пакстон. — Каковы шансы не поймать пулю? Если перебежками, укрываясь…

Да, только так, — решил он. — Пробираться к выходу, не теряя времени. Без крайней необходимости не пытаться убить пастора. Этим пусть займется Пертви. Просто выбраться…»

Пакстон приложил к шее пальцы, и они сразу же стали тошнотворно липкими. Странно, что рана не болит. Но боль еще придет, обязательно.

Он вскарабкался по склону воронки, перекатился через ее край и обнаружил, что лежит среди роботов — расколотых, исковерканных, застывших в уродливой позе там, где их нашел гибельный огонь.

А прямо перед собой Пакстон увидел винтовку, выпавшую из рук убитого робота, — без единой царапинки, тускло сияющую в лунных лучах.

Он схватил винтовку и привстал на корточки, и увидел пастора — тот был уже совсем рядом, нависал. Шел удостовериться, что дело сделано.

Теперь не убежать, как намеревался Пакстон мгновение назад… И странное дело — не было желания убегать. Никогда еще он не испытывал настоящей ярости, ему просто не выпадало такого шанса. И вот она накатила, заполнила его целиком: торжествующая ярость дикаря, способного и готового убивать без колебаний и сожалений.

Пакстон приподнял оружие и положил палец на спусковой крючок. Винтовка заплясала в его руках, страшно треща и исторгая пламя.

А пастор все приближается. Уже не бежит, но упорно шагает, клонясь вперед, как будто его тело, поглощающее смертоносный огонь, движимое одной лишь силой воли, не может отдаться смерти, пока не расправится с тем, кто обрек его на эту смерть.

Вскинулась рука с пистолетом, и что-то ударило Пакстону в грудь, а потом еще и еще, — и полетели брызги, и потекла жидкость по коже, и самым краешком разума Пакстон осознал: что-то не так.

Ведь не могут же два человека с пяти шагов всаживать друг в друга пули и не падать. Как бы плохо ни целились стрелки, невозможно устоять под таким огнем.

Пакстон выпрямился во весь рост, опустил винтовку. Остановился в двух шагах и пастор, отбросив пистолет.

В мертвенном свете луны они смотрели друг на друга. Ярость угасала, и Пакстону страстно хотелось проснуться.

— Пакстон, — грустно заговорил наемный убийца, — кто сделал это с нами?

Странный вопрос. Еще бы этот тип поинтересовался: «Кто помешал нам прикончить друг друга?»

Мелькнула мысль, что было бы, пожалуй, гуманнее не мешать. Ибо в каноне расы землян убийство — дело храброе и благородное, применение силы — род искусства и доказательство мужественности. А может, и самой человечности.

Но невозможно убить пластиковой капсулой, которая реалистичности ради при контакте лопается и разливает свое содержимое. Невозможно убить из игрушечной винтовки, как бы правдоподобно ни исторгала она огонь, дым и грохот.