Все могу (сборник)

Степану все время думалось, что прожил он правильную и простую жизнь. Женился, родил и воспитал детей, обустроил дом, одарил, по возможности чем мог, науку… Но чего-то не хватало ему, чего-то летучего и неуловимого. Никогда не терзался он сомнениями, но часто вспоминал, как ходит по лесу и боится волков, как продает умную лошадь Розу, как едет в город учится. Именно с этого места посещало Степана Кузьмича долгие годы неспокойствие. Он гнал его, зная, что не мужское это – думать и вспоминать. Но, вопреки знанию, все же вспоминал. Опять-таки думал. И даже один раз заговорил с Ольгой, предложив на старости уехать в деревню. Оля среагировала вяло. Ни нет ни да не ответила. Выжидала.

Степану Кузьмичу в жизни повезло невероятным, но незаметным большинству образом. Ему удалось пронести и сохранить на все годы одно и то же отношение ко всему, будь то политика или вкусовые пристрастия. Степан считал за счастье, что ни разу ни в чем не разочаровался, ни разу никого не предал, ни разу не пошел против себя. И всю жизнь проносил взаимозаменяемые коричневые брюки неизменного фасона и одну прическу, как говорила Фима, «без затей». Ему не хотелось меняться, искать себя и кому-то что-то доказывать. Ему хотелось спокойно и медленно жить, находя в каждом дне что-то одно, несомненно уникальное. В невидимой копилке, собранной за прожитое, тряслись не монетки копеечек, а разные разности, которые извлекал он на свет по мере надобности, всегда зная, что именно надо вытащить и на что заменить. Это могучее знание делало из него одновременно богатыря, основу семьи и мудрого филина. Ольга, даже сама не замечая как, в сложных жизненных ситуациях говорила: «Не знаю, надо спросить у Степы». Хотя сама прекрасно знала и уже почти решила, но хотела и ждала совета мужа. И только однажды оказались они на пару в замешательстве, когда не нашлось в видимой близости ни ответа, ни совета, ни действия.

14

Ко времени, когда история с болезнью Кирочки улеглась, сникла и почти забылась, Татьяна уже давно устроила себе новый уклад жизни. Супружеские отношения с Пашей, стараниями все той же ни о чем не подозревающей Киры, как-то наладились, впрочем, идеальными не были. Горе брата повергло Пашу в такой шок, что Таня, в порыве жалости кинувшись к мужу однажды, так и застыла рядом, позабыв все, что мешало ей сделать то же самое, но только вскорости после родов. Теперь, когда Паша в редкие дни не работал, они с Таней всегда оставались рядом, успевая гулять, развлекаться и делать необязательные домашние дела, требующие активного Пашиного участия. С выздоровлением Киры пришел в две молодые семьи легкий вдох, который перерос позже в не менее легкий выдох, неизменно после которого надо было тихо говорить: «Ну, слава богу» – и секунду молчать.

Этот вдох-выдох подарил еще и легкий ветерок, оказавшийся для домов братьев мощным потоком свежего ветра. Обрадовавшись, пытаясь забыть прошлое, заново, уже по второму разу после женитьбы, кинулись они делать ремонт, обзавелись новой мебелью и, смеясь, чтобы скрыть истинность желаний, подумывали еще о детях. Кирочка понимала высказывание буквально и намекала, что эта реплика при посторонних, хотя и родственных людях весьма бестактна. Таня же подходила к делу пополнения семейства прагматично. Клонила набок голову, смотрела исподлобья на Пашу и томно протягивала: «Вот купим домик, там и подумаем».

Покупка дачи не составляла для Паши особой проблемы. Он медлил с приобретением загородной недвижимости только потому, что боялся огорода. Опасаясь грядок с помидорами и огурцами, которые, как ему казалось, обязательно разведут если не его родители, так теща, Паша не хотел превращать дачу в плантацию и плодово-овощную базу. Имея возможность покупать фрукты и овощи на рынке, он не понимал, к чему так усердствовать.

Таня, сполна намаявшись декретным бездельем, на работу в интернат все же не вышла. Зато набрала себе десяток логопедических домашних учеников. Свой педагогический авторитет она поднимала исключительно с помощью высокой стоимости уроков. Родители картавых, шепелявых и заикающихся детей считали, что если берет она много, то и учит-лечит хорошо. Было это отчасти правдой. Единственными, кому она отказывала, демонстрируя профессиональную порядочность, оставались заики. Вылечить их в большинстве случаев было невозможно.