Все могу (сборник)

Помимо логопедических уроков позже Татьяна обнаружила спрос на доселе непопулярные занятия по подготовке к школе. В этой области знаний у нее было меньше, зато азарт учителя, подпитываемый значительными суммами вознаграждений, толкнул ее заняться и этой отраслью педагогики. Детишек готовили к школе не по своей воле. Во вновь образованные гимназии и лицеи принимали только со вступительными экзаменами, которые без подготовки сдать семилетнему ребенку было почти не под силу. Обзаведясь потенциальными школьниками, Таня вместе с логопедическими детьми насчитала среди своих учеников уже семнадцать человек. Пашу трудолюбие жены настораживало. Ему мерещилось, что он чего-то недодает семье, хотя сам же и понимал: живем в достатке.

Лизу отдали в детский садик. Таня сказала, что ребенку следует расти в коллективе. Садик находился в соседнем дворе, и Таня, сидя на балконе и куря сигаретку, смотрела на гуляющую дочь, иногда даже кричала с восьмого этажа, чтобы та вышла из лужи или не ела снег. Воспитатели раздражались на замечания мамаши, Таня же выполняла таким образом свой материнский долг.

Лиза со временем изменилась. К пяти годам от Лизиного младенческого спокойствия и радужности даже следа не осталось. Она стала капризной и злой девочкой с не пойми откуда взявшимися задатками болезненной гордости. В отличие от бабушек и отца Таня с дочкой не миндальничала, а разговаривала как с равной. Иногда позволяла себе срываться в недопустимые пределы: «Будешь мало читать, останешься такой же дурой, как твой отец!» Танина мама, живущая вместе с ними, осекала и ругала дочь, на что Таня оправдывалась:

– Мама! Он же «Войну и мир» не читал! Я ему кассеты принесла, чтобы хотя бы посмотрел, а он… он заснул в середине первой серии. Он ничего не знает. Ни музыки, ни поэзии, он даже кино нормального не смотрит. Ты же видишь, что у них с Лизой одна любимая передача на двоих – «Спокойный ночи, малыши» и еще Дисней. О чем тут говорить?

– Не вижу ничего предосудительного, что мужчина увлекается мультипликацией, – заступалась за зятя Нина Алексеевна.

– Мама, какой мультипликацией! Вся его жизнь – это скоростной спуск деградации. Два его друга убили и закопали в лесу третьего, не поделив чего-то. Теперь сидят в тюрьме. Ты хочешь, чтобы и он в один прекрасный день сделал нечто подобное?

– Как, этот милый мальчик Гарик с такой красивой женой кого-то убил?

– Да, мама, да. Этот милый Гарик, который не Гарик, а Игорь, убил и закопал в лесу своего кредитора.

– Какой кошмар! Вы же вместе с ними ездили в Голландию.

– И в Голландию, и во Францию… Мы еще в Испанию этим летом собирались… Ты мне скажи, мама, почему Борька-то не такой? Ведь одних родителей сыновья.

– Вот ты родишь второго ребенка, сама поймешь, – объясняла Тане мать.

– Я не рожу больше ни-ког-да. Слышишь меня? Никогда, даже не надейтесь. – Таня бросила в раковину недомытую миску и ушла на балкон курить.

Мать сама принялась домывать за дочкой посуду, шепча себе или Лизе:

– Видишь, Таня и курить стала, и кричать. Раньше никогда такого не было. Ведь спокойно живут, чего жаловаться?

Вопрос, в принципе, был риторический, не требующий ответа, но даже если бы Таня постаралась на него ответить, то так бы и не собрала четкий ряд аргументов в один связный поток. Все бекала, нукала, акала, но толком бы ничего не сказала. Хотя подозрения ее, как жены, давно переросли в уверенность в тщедушности и ограниченности Паши и вылились в более значимые, которые именуют по-простому обманом, по-умному изменой.

Об этом-то и рассказывала Татьяна Ире, ставшей когда-то крестной мамой Лизе, а теперь и Таниной консультанткой по вопросам подготовки к школе. Ирина уже давно не боролась за собственное личное счастье, но и Аньке, выпускнице школы, тоже не могла ничем помочь. Вырвавшись в какой-то момент из материнского плена и расписания, девочка понеслась жить по собственному разумению. Ира сокрушалась, что пропустила тот день, не заметила дочкиного стремления, но думала, что не поздно все исправить, что еще есть масса попыток приструнить и охладить чадо. Самоуверенность и неискоренимая авторитарность, нажитая в последнее время на руководящей должности директора яслей, мешала ей предугадать иные варианты Аниного возможного поведения.

А девочку несло. Она начисто прогуляла последний выпускной класс школы, умело скрывая свои прогулы. Гуляя с умом, она посещала отдельные уроки только в дни самостоятельных и контрольных работ. Зная, что основной подсчет посещений ведется классным руководителем в школьной раздевалке, она додумалась до того, что оставляла будто бы переодетую на сменную обувь в мешке и старую куртку на крючке раздевалки, а сама в этот момент прогуливалась по лесу, по подругам, которые ушли после восьмилетки, да по московским улицам. Ира ничего об этом не знала.