Все мои ничтожные печали

Боже правый, мы с Ником ссоримся. Нам не хочется ссориться. Или, может быть, хочется, если ссора дает ощущение, что мы что-то делаем, добиваемся хоть каких-нибудь результатов, решаем проблемы. Мы с Ником подходим к заботе об Эльфи с двух разных сторон: из стерильной лаборатории и с обратной стороны луны. Он – прагматик, ученый, свято верящий в рецептурные лекарства и рекомендации всемогущих врачей.

У меня есть свои соображения, как спасти Эльфи жизнь. Например, сбросить ее на парашюте в какое-нибудь незнакомое место вроде Могадишо или Северной Кореи, чтобы ей пришлось выживать в одиночку в самых что ни на есть жесточайших условиях. Это рискованный план. Неизвестно, как все повернется. Она может отдаться на милость каких-нибудь малолетних солдат, ее сразу застрелят, и на том все и закончится. Или же что-то в ней всколыхнется, и она наконец-то прочувствует, что значит жизнь и что такое воля к жизни. Ее кровь вскипит адреналином, она ощутит небывалый прилив энергии и отчаянное желание перехитрить всех врагов и все-таки выжить. Она будет совершенно одна в этом враждебном краю – хотя я бы придумала, как прикрепить ей к виску крошечную веб-камеру с непрерывной трансляцией в реальном времени, чтобы отслеживать ее прогресс. Когда я полностью удостоверюсь, что у нее установились новые жизненные параметры, что она нашла новую стратегию жизни, как выразился наш отец за пару дней до того, как покончил с собой; что она приняла вызов и вошла во вкус этой игры под названием жизнь, что она осознала, что ей, как и всякому нормальному человеку, – подумать только! – совершенно не хочется умирать, я пришлю за ней вертолет, и она благополучно вернется домой, и все будет как прежде. Мы будем жить и смеяться, ходить и дышать, посещать педикюрный салон, строить планы на следующую неделю, на Рождество, на весну и на старость. Но Ник – сторонник доказательной медицины и регулярных физических упражнений, и он – ее основной опекун, ее муж, ее ближайший родственник, так что Эльфи еще очень нескоро спустится на парашюте в историческом центре Могадишо – без ничего, в одной легкой рубашке и с веб-камерой, прикрепленной к виску.

Мы с Ником смотрим на красные кабинки в обеденном зале, пьем пиво и думаем каждый о своем. Мы прекратили ругаться. Я говорю Нику, что мне звонил Клаудио. Он не знает, что произошло, но подозревает неладное. Я говорю, что кому-то из нас обязательно нужно ему позвонить. Ник вздыхает и говорит: Да, я все понимаю. Но вдруг она передумает. Я напоминаю ему, сколько раз Эльфи нам говорила, что не сможет выступить на гастролях, и Ник отвечает, что она вечно так говорит, а потом все-таки выступает и оказывается на седьмом небе от счастья. Лишь потому, что пережила выступление, говорю я. Но буквально на следующий день у нее вновь появляются мысли, что ей изначально не очень-то и хотелось, чтобы ее спасали. Мне кажется, когда Эльфи почувствует, что больше не может играть, вот тогда ее жизнь закончится.

Да, говорит Ник. Мне он тоже звонит. Я не беру трубку. И меня грызет чувство вины.

В ресторане как-то странно тихо. Я спрашиваю у Ника, чувствует ли он то же самое, что чувствую я. Как Земля вращается вокруг оси. Он напоминает мне, что мы сидим во вращающемся ресторане на вершине высотного здания Форт-Гарри-Плейс, в Виннипеге, в канадской провинции Манитоба, и что сегодня такое-то число, такой-то день недели. Я извиняюсь, что спорила с ним из-за звонка Клаудио и из-за книги. Ник машет рукой. Все в порядке. Мне хочется его обнять. Поблагодарить за то, что он любит мою сестру и уважает ее права и свободы. Я спрашиваю, как нам теперь выйти из ресторана. Официант остановит вращение, или что? Ник говорит: Да, у них вроде бы должен быть выключатель. А можно наоборот, говорю я. Попросить, чтобы вращению придали ускорение. Мы снова спорим, кто будет платить. Давай я заплачу. Нет, давай я заплачу. Мы выходим как будто в торнадо – из прерий налетает свежий ветер, и Ник говорит, что, когда я уехала в Торонто, у Эльфи появилась новая мантра.

Какая?

Йоланди.

Я? Мое имя?

Она шутила, что, возможно, сумеет одной своей волей вернуть тебя к жизни.