Все мои ничтожные печали

P. p. s. Иногда, когда я работаю над своей книгой, я закрываю глаза и представляю, что я сейчас в Виннипеге и мы с тобой встретились где-нибудь в кафе, может быть, в «Черной овце» на Эллис-авеню. Ты пришла раньше и заняла нам столик у окна. Я подхожу, и ты мне улыбаешься. На столе – стопка книг, ты взяла их в библиотеке. Какие-то книги на французском. Ты уже заказала мне кофе с молоком. Ты в мини-юбке – смотрится сексапильно и в то же время как будто с иронией – и широкой свободной блузе вроде тех, что носят художники. Ты легонько постукиваешь по губам тонким зеленым фломастером и улыбаешься мне, словно хочешь сказать что-то очень смешное. Сегодня жарко, я сижу в комнате, распахнув настежь входную дверь. Через дорогу строится высотный дом, и поэтому тут очень шумно. Каждые пять минут кто-то кричит «Поберегись!», а потом раздается ужасный грохот и поднимается облако пыли. Я скучаю, Эльфи. Мне тебя не хватает.

Прошло почти две недели с тех пор, как я попрощалась с сестрой в Виннипеге и пообещала писать ей письма. Сейчас уже май, у Эльфриды сегодня начнутся гастроли. Первый концерт – в Виннипегской консерватории. Она опять передумала и решила, что все-таки сможет выступить. Ник звонил мне вчера, сказал, что репетиция прошла отлично. Эльфи, хотя и казалась усталой, с нетерпением ждет начала гастролей.

Мама позвонила сегодня утром, когда я гуляла по утопающему в грязи парку у озера. Я почему-то не сразу ответила на звонок. Первые пару секунд просто тупо смотрела на телефон.

Она опять это сделала, сказала мама.

Я присела на корточки посреди грязной дорожки. Рассказывай все.

Мама сказала, что они с Тиной решили забежать к Эльфи перед концертом, хотя она очень вежливо их попросила не мешать ей готовиться к выступлению. Они постучали, но Эльфи им не открыла. Дверь была заперта, но у мамы есть ключ. Они вошли в дом. Эльфи лежала на полу в ванной. Она перерезала себе вены и выпила отбеливатель. В ванне стоял запах хлорки. Эльфи сама вся пропахла хлоркой. Она была вся в крови. Живая, в сознании. Она увидела маму и протянула к ней руки. Умоляла отнести ее на железнодорожные пути. Мама держала ее, Тина вызвала скорую. Эльфи забрали в больницу. Сейчас она в реанимации на аппарате искусственного дыхания, ее горло закрылось из-за того, что она выпила отбеливатель. Раны на запястьях совсем неопасные.

Я примчалась в аэропорт. Жду посадки на самолет, который доставит меня домой, к сестре и маме. Я зашла в «Лаш» и купила Эльфи крем для тела. У нее на удивление красивое тело для женщины под пятьдесят. Крепкие, стройные ноги. Мускулистые бедра. Ее улыбка – событие мирового масштаба. Она так дивно смеется. Она умеет меня рассмешить. Она не утратила детской способности удивляться: нет, ей просто не верится! Так не бывает! У нее чистая, гладкая, светлая кожа. Черные волосы и ослепительно зеленые глаза. У нее нет никаких жутких веснушек, родинок и волос на лице, как у меня. Ее кости не торчат из-под кожи, как скрученная арматура на свалке. Она миниатюрная и очень женственная. Совершенно роскошная, как французская кинозвезда. Она меня любит. Она не выносит сентиментальности. Она помогает мне хранить спокойствие. Ее руки не тронуты временем, у нее крепкая и упругая грудь. Маленькая, как у молоденькой девочки. Ее глаза – влажные изумруды. У нее очень длинные ресницы. Зимой на них налипают снежинки, и, когда мы были детьми, она просила меня постригать ей ресницы мамиными маникюрными ножницами, чтобы они не закрывали обзор. На выходе из магазина я своротила стойку с бомбочками для ванны – ярко-желтыми, как теннисные мячи, – они рассыпались по полу, и я не знала, как их собрать. Продавщица сказала: Ничего страшного. Не могу вспомнить, заплатила ли я за крем. Я еду домой.

9

Когда Эльфи уехала в Европу, мама тоже решила эмансипироваться, поступила на университетские курсы и получила квалификацию социального работника, а позже – психотерапевта. К тому времени наши церковные старейшины, как говорится, махнули рукой на женщин из семейства фон Ризенов. Получив диплом, мама устроила кабинет в гостевой спальне, и к нам в дом потянулись несчастные, недовольные жизнью, рассерженные меннониты. Обычно они приходили тайком, потому что психотерапия считалась чем-то постыдным, даже хуже, чем скотоложство: скотоложство в какой-то мере простительно в изолированных сельских сообществах. Мамины клиенты не всегда расплачивались деньгами. Это были простые фермеры, бедные механики и домохозяйки, не имевшие собственного дохода. Иногда, возвращаясь домой, мы с Эльфи находили в прихожей замороженные куски мяса, живых кур в гараже или яйца на лавочке у крыльца. Иногда во дворе под нашей машиной лежал какой-нибудь незнакомый мужик и чинил коробку передач или какая-нибудь посторонняя женщина стригла нашу лужайку и поливала цветы, а вокруг нее вились детишки мал мама меньше.