Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

Все вещи Чипа уместились в одну коробку: когда ему стало заметно хуже, он продал все, что смог. Оставил себе книги, которые много для него значили, но пожертвовал костюмами, которые носил, будучи восходящей звездой Демократической партии Вашингтона. Ему хотелось быть там, рядом с друзьями. А не стоять с неловким видом у меня дома, пытаясь убедить себя, что ничего странного не происходит.

Сперва Чип отправился в дом к матери, но та его выгнала: «Посмотри, до чего ты докатился! А я тебе говорила! Вот до чего ты меня довел!» Отца не стало, когда Чипу было одиннадцать.

Чип позвонил мне с просьбой о помощи, и я предложила ему пожить у меня до тех пор, пока мы не найдем ему квартиру. Он согласился так неохотно, что мне показалось, что я поспешила и его может приютить кто-то из друзей.

– Нет, – тихим сухим голосом ответил Чип. – Они все умерли.

И вот он оказался у меня. Мой дом сразу стал каким-то маленьким, и я переживала, что Чип может махнуть на все рукой, если мы пробудем здесь слишком много времени.

– Хочешь, проведу тебе экскурсию по Хот-Спрингсу? – спросила я.

Чип, будучи вежливым человеком, согласился, но я быстро поняла, что в этом городе он уже бывал. Мы решили прогуляться по Сентрал-авеню и дойти до аллеи, вымощенной кирпичом. Как только мы ступили на дорожку, я остановилась у куста дикой жимолости. Сорвав продолговатый цветок, я отломила кончик бутона, чтобы добраться до скрытого внутри нектара.

– Вот, – сказала я, протянув цветок Чипу. – Попробуй.

Он не стал отказываться. Должно быть, занимался этим с детства. Как и все мы в Арканзасе. Мне хотелось напомнить Чипу, что и в нашем штате много своих прелестей. И очень хотелось заставить его улыбнуться.

Мы шли по аллее и заметили, что вдалеке какая-то девушка фотографируется с родными в честь выпускного. Семья стояла на вершине небольшого холма, за которым виднелись дома в стиле ар-деко, построенные на Сентрал-авеню. Неподалеку от нас на скамейке сидел пожилой мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами. Закрыв глаза, он подставлял лицо солнцу. Я знала, что он сделает, когда мы подойдем поближе. Мы поравнялись со скамейкой, и мужчина тут же раскатал один из рукавов до запястья.

– Здесь неподалеку есть еврейская больница, специализирующаяся на лечении артрита, – тихо сказала я Чипу. – Сюда на источники приезжает немало людей, переживших Холокост. Главным образом мужчины. Они не хотят, чтобы кто-нибудь видел их татуировки.

– Здешние купальни были построены по образцу европейских курортов начала двадцатого века, – произнес Чип. – Возможно, здесь все напоминает им о доме.

Несколько секунд я пристально смотрела на Чипа: настолько привыкла рассказывать вновь прибывшим про Хот-Спрингс, что познания Чипа меня поразили. Обернувшись, я увидела, что мужчина, сидящий на скамейке, вновь закатал рукав и закрыл глаза. Интересно, о какой стране он вспоминает, наслаждаясь солнечным теплом?

– А какая история у тебя? – спросила я. – Видно, что человек ты с образованием.

– Учился в Государственном университете Хендерсона, – ответил Чип. – Состоял в Молодежной демократической партии и так и остался в политике.

– Готова поспорить, что там ты был на своем месте.

– Да, – сказал Чип.

Мы шли дальше.

– Ты и выглядишь соответственно, – проговорила я. – Как думаешь, губернатор Клинтон будет баллотироваться?

– Надеюсь, – оживившись, ответил Чип. – Демократической партии снова нужен южный лидер. И Билл Клинтон отлично подходит на эту роль.

Я вспомнила обо всех своих письмах Клинтону. Он никогда не притворялся, будто ему плевать на СПИД, как это делали Рейган и Буш. Чип начал было перечислять стратегии возможных кандидатов и вдруг осекся: в мае 1991 года ноябрь 1992-го казался бесконечно далеким. Почти недостижимым.

У той единственной точки, с которой можно увидеть, как вода из горячих источников сбегает вниз по горным утесам, обычно собирались толпы туристов. Мне казалось, что Чипу неуютно в людных местах, и мы пошли дальше. Я знала, где ему может понравиться, и повела его к одному небольшому гроту. Там от любопытных глаз прячется статуя Девы Марии, которую не видно с улицы. Кажется, что стоящая на пьедестале статуя смотрит на тебя свысока, но в ее каменных глазах читается доброта. У подножия статуи на земле лежит большое железное сердце, пронзенное мечом.

– Во что бы мои ребята ни верили – даже если они атеисты, – они часто приходят сюда, – сказала я.

Чип кивнул, и мы стали взбираться по ступенькам.

– Чувствуешь, как пахнут гардении? – спросила я, вдыхая аромат.

Вот почему мне так нравился этот грот. Сюда действительно приходили все мои ребята, даже Тим и Джим. Они говорили: «Мы во всю эту чушь не верим. Но к Деве Марии ходим. На всякий случай». «Что ж, тогда на всякий случай будьте с ней поприветливее, – отвечала я. – Кто знает, вдруг там наверху она решает, что вас ждет дальше? Вдруг до нее доходят все ваши слова?»