Все мы - дети из Буллербю

— Ты что это делаешь? — сердито крикнул Лассе.

— Я… я просто очищаю твои вишни, — испуганно ответил Улле.

Но он просыпал всего несколько вишен, не стоило и расстраиваться.

Автомобильная дорога проходит недалеко от Стурбю. Осенью и зимой по ней ездит не так уж много машин, почти одни грузовики. Но летом на этой дороге машин много, ведь люди хотят поглядеть, как здесь красиво.

— Они мчатся как бешеные, — сказал Улле, когда первая машина с ревом промчалась мимо. — Где уж им заметить нас!

Мы сделали большой плакат с надписью «ВИШНИ» и поднимали его, как только приближалась машина. Но машины мчались мимо.

Может, те, кто сидят в машинах, думают, что у нас написано «ТИШЕ» или что-нибудь в этом роде. Поэтому-то машины и фырчали так страшно. Но Буссе нравилось смотреть на быстро мчащиеся машины. Он почти что забыл про вишни. Он смотрел на мелькающие машины, вытаращив глаза. Буссе знал марку каждой машины. Он сидел на обочине, делал вид, что ведет машину, и изображал, как гудит мотор. Потом он вдруг сказал, что мотор не в порядке, потому что он пыхтит как-то не так, как нужно.

— Ха-ха! — засмеялась Бритта. — Мы и так слышим. Это не мотор пыхтит, а Буссе.

А Лассе разозлился, что машины не останавливаются, и крикнул:

— Сейчас я проучу их!

Когда показалась следующая машина, он выбежал на дорогу, поднял плакат и отскочил только в последнюю секунду, а не то его бы задавили. Машина остановилась со страшным скрипом. Из нее вышел человек. Он схватил Лассе за руку и сказал, что, мол, мальчишка заслужил хорошенькую порку.

— Никогда больше так не делай, — добавил он.

Лассе обещал, что не будет. И подумать только, тогда этот дяденька купил у нас литр вишен и покатил своей дорогой.

На дороге стояла ужасная пылища. Мы прикрыли вишни бумагой, и хорошо сделали. Но сами мы укрыться от пыли не могли. Машины, проезжая, оставляли тучи пыли, и вся пыль падала на нас. Это было противно, и я сказала:

— Фу, какая пылища!

А Лассе спросил, почему я так говорю.

— Почему же тогда ты не говоришь: «Фу, как светит солнце!» или «Фу, как птицы щебечут!», — засмеялся он. — Кто решил, что нам должно нравиться, когда светит солнце, а не когда летит пыль?

И когда следующая машина обдала нас пылью, Лассе воскликнул:

— Какая сегодня прекрасная пыль!

А Бритта добавила:

— Да, на этой дороге много пыли, это просто замечательно!

Буссе решил не отставать:

— Хоть бы они пылили посильнее! — сказал он.

И ждать пришлось недолго. Промчался грузовик и поднял такую пылищу, какой я в жизни не видала. Наверное, такой столп пыли видели дети Израиля в пустыне, подумала я. Анна стояла в самой гуще этой пыли и кричала:

— Ах, какая чудесная-пречудесная пылища!

Но тут она закашлялась и не смогла больше ничего сказать. Когда пыль немножко улеглась, мы поглядели друг на друга. Все мы стали прямо-таки серо-черные. Бритта высморкалась и показала нам платок. На нем было черное пятно. И тогда каждый из нас высморкался. У Улле не было при себе носового платка, и он высморкался в платок Буссе. Но Бритта сказала, что нелегко угадать, много ли пыли у Улле в носу, потому что у Буссе платок всегда черный.

— Иди домой, проспись! — рассердился Буссе.

Хотя пыль на дороге была распрекрасная, мы немножко расстроились оттого, что машины не хотели останавливаться. Под конец Лассе решил, что мы выбрали плохое место. Посреди прямой дороги, где машины едут на полной скорости. Он велел нам перейти и встать у поворота. Так мы и сделали. Прошли немного вперед и нашли место между двумя крутыми поворотами. Мы встали цепочкой вдоль дороги и ждали.

— Как завидим машину, беремся за руки и машем вверх-вниз, — придумал Лассе, — будет здорово.

И в самом деле, получилось здорово. Почти каждая машина останавливалась. В первой машине сидели папа, мама и четверо детей. Все дети закричали, что хотят вишен. Их папа купил три литра вишен, а мама сказала:

— Ах, как хорошо! Мы ужасно проголодались и пить хотим!

Они купили мои черные вишни. Папа этих детей сказал, что они едут далеко-далеко, за границу. Вот чудеса! Мои вишни поедут за границу, а я сама останусь дома, в Буллербю. Когда я сказала об этом остальным, Лассе ответил:

— Эх ты! Да они слопают твои вишни задолго до того, как приедут за границу, неужели не понимаешь!

— Все равно мои вишни попадут за границу, пусть хотя бы и в желудке этих ребят.

Ой, как много вишен мы продали! Один дядя купил целую корзину. В этой корзине были ягоды Буссе. Дядя сказал, что его жена сделает из них сок, потому что он очень любит вишневый сок.

— Вот чудеса! — сказал после этого Буссе, передразнивая меня. — Подумать только, мои вишни превратятся в сок, а я не превращусь!

Под конец мы продали всё до последней вишенки. А в ящичке из-под сигар, который мы прихватили, чтобы класть туда деньги, оказалось тридцать крон. Наконец-то Шкатулка мудрецов пригодилась по-настоящему. Тридцать крон! Целая куча денег! Мы разделили их, и вышло по пять крон каждому. Пусть даже у Бритты, Анны и Улле вишен не было, зато они помогали нам рвать их и продавать.