– Во-первых, коза безмозглая, хорошо, что этот бал был у тебя первым и последним. Во-вторых, я могу тебя, дура, поздравить, что тебя не укокошили бандиты! А, в-третьих, чукча, скажи мне четко, как звучит закон Фарадея.
–– Не обижай чукчу, чукчи и так маленькие и живут в вечной мерзлоте! – пробубнила девушка, защищая больше себя, чем народ Крайнего Севера.
Конечно, остатки бального настроения пропали окончательно, и будущее предстало перед Верой в образе недовольного английского ученого, закон которого ей всё равно не выучить так, как этого хотел ее брат, отвечающий перед родителями за Верин вступительный экзамен по физике.
***
Да, Саша очень сердился и на Веру, и на родителей, которые разрешили сестре пойти после школьного бала на вечеринку выпускников к какому-то Славе, живущему на окраине у черта на куличках. Он чуть морду этому борову не разбил за то, что тот не знал, куда подевалась Верка. Потом Саша оббежал весь город, но догнал сестру только тогда, когда та подходила к дому. О, какую радость он испытал при виде Веры, шагавшей посередине улицы. Она выглядела белой монашкой, спешившей с рассветом на молитву, а главное, что она была живой!
Саша умел скрывать свои чувства от других, как радостные, так и тревожные. Этому его никто не учил, этому он научился сам, научился очень давно, когда его с позором отправили на Алтай, на родину отца. Он любил свою сестру, по-своему, но любил, но ничего уже не поделаешь, ибо та кошмарная ночь, убившая в его сердце радость быть сыном своего отца, навсегда останется между ним и Верой. Он не мог простить себе, что поставил под сомнение невинность Веры, из-за его упрямства в семью пришли несчастья, но виновата была именно его сестра, что она родилась не пацаном, а девчонкой!
Страшные подозрения родителей в испорченности семилетней Веры и их убежденность в виновности сына надломили его характер победителя. В отместку Саша после приезда из деревни домой отравлял жизнь себе, маме и своей сестре. Мама злилась, но проигрывала, а сестра молча сносила его жестокое обращение, но продолжала его боготворить.
Как раздражала юношу эта сестринская покорность! Вера могла часами сидеть закрытой в ванне только потому, что Саша этого хотел, и никогда не ябедничала на него родителям, когда он учил ее уму-разуму, потому что она его жалела!!! Сестра не догадывалась, что эта жалость делала его еще злее, чем он был на самом деле.
Простить отца Саша тоже не смог, даже когда тот извинялся со слезами на глазах. Память оказалась слишком коварной, чтобы позволить юноше прощать обидчика, даже если им был отец, поэтому он часто уходил из семьи к своим друзьям.
Три года назад у Саши был тоже выпускной вечер, но он веселился не со своими одноклассниками, а в доме друга детства, Вовы Коваленко. В этом маленьком домике на окраине Караганды отмечали получение аттестата зрелости его бывшие одноклассники по начальной школе, где он учился до того, как его перевели в престижную школу в центре города.
С Володей Коваленко Саша дружил еще с первого класса, и не только дружил, но и завидовал ему белой завистью. Судьба подарила Володе очень добрую и покладистую маму. О такой маме и о таком уютном деревенском доме, что стоял на окраине города, Саша мог только мечтать.
Своего отца Вова не знал, как и силы отцовского ремня, его воспитывала улица, уличное братство давало ему уверенность в жизни, а у Саши такой защиты не было, поэтому, несмотря на протесты мамы, дружба между Сашей и Володей, сыном одинокой больной женщины, с годами только крепла.
Получив аттестат зрелости и приглашение на учебу в Новосибирский университет, Саша отправился в гости к Вовке, где знакомые ребята отмечали получение аттестата зрелости. Веселье выпускников было в самом разгаре. В тот год распитие алкогольных напитков в здании школы запрещалось, а на квартире, где запреты министра образования не имели силы, спиртное лилось рекой, шампанское сменялось вином, вино – водкой.
Приход Саши был встречен с ликованием! И ему сразу налили штрафной стакан «Кровавой Мэри», после которого он почувствовал себя человеком, свободным от прошлого и будущего, эдаким молодцом-удальцом, но танцевать в кругу подвыпивших выпускниц отказался. Магнитофон крутил песни запрещенной группы «Битлз», и выпускники были очень пьяны, очень веселы и очень счастливы.
Когда Вова позвал его зайти в мамину спальню, Сашу уже начинало клонить ко сну. Ночь приближалась к рассветному часу, в зале играл магнитофон с приставкой, брызгающей светом, а в спальне было темно и по-особому тихо. Свет давала только настольная лампа, что стояла на тумбочке у кровати и освещала кровать, а на кровати – рыжую Любку. Саша знал эту девчонку еще по начальной школе, но тогда она была костлявой хохотушкой, а сейчас она возлежала как барыня. Выпускное платье наполовину открывало высокую грудь девушки, и ее широкие бедра еле помещались на узенькой кровати Володиной мамы. Люба спала, пьяно улыбаясь во сне.