Все мы родом из родительского дома. Записки психоаналитика

Я думаю, в большинстве случаев у работников, осуществляющих круглосуточный надзор, нет возможности прибегать к личному контакту или индивидуальной психотерапии с подопечным. И я бы ни в коем случае не стал настаивать на применении сразу двух методов. Однако если это получается, мальчикам (или девочкам) терапевтические сессии идут на пользу. Нужно отметить, что есть большая разница между формальным выполнением своих обязанностей и установлением личного контакта с ребенком. Во-первых, отношение к антисоциальным проявлениям при двух подходах будет отличаться. Для того, кто работает с группой, антисоциальное поведение неприемлемо. В рамках терапевтической сессии, напротив, не поднимается вопрос морали, если инициатива не исходит от самого ребенка. Терапевтическая сессия – не установление фактов и не поиск объективной истины, а работа с чувствами пациента.

Здесь можно найти отголоски психоаналитической теории. Психоаналитики знают, что могут подвергнуться необоснованным обвинениям со стороны пациента. Пациенты могут обвинять их в намеренной перестановке мебели в кабинете с целью их запутать; им может показаться, что какой-то другой пациент для аналитика важнее и т. д. Это так называемый иллюзорный перенос. Аналитик, который не совсем понимает суть происходящего, может сказать, что ничего не изменилось, мебель стоит на своих местах, и это ошибка, или что все пациенты одинаково важны для него. При этом он игнорирует важный материал, предоставляемый пациентом. Пациент же в этот момент заново переживает нечто, имевшее место в прошлом, и если аналитик окажет поддержку, у него появится шанс избавиться от своих заблуждений. После работы с группой переключиться на индивидуальную работу гораздо сложнее, но оно того стоит. Однако надо понимать, что это непростая задача. Если мальчику назначен прием по четвергам в три часа дня, условия должны строго соблюдаться. Только регулярность и стабильность сессий могут гарантировать пользу пациенту, хотя у пациента может появиться желание их пропускать. С этим нужно смириться. Иногда для психотерапевта важен не ум, а желание быть сопричастным и внимательно относиться к своему пациенту, его бессознательным процессам. Именно эти процессы – цель и задача терапевтической работы.

Беседа

В рамках этой беседы один из участников задал вопрос: как среди множества мальчиков выбрать подходящего для подобной терапевтической работы? Я ответил, что это должен быть самый трудный ребенок: его можно наказать за проблемное поведение либо дать ему надежду.

Следующий вопрос: какую надежду? На что надеется этот ребенок? На данный вопрос сложно ответить. Ребенок, сам того не зная, надеется, что кто-то поможет ему выговориться и осознать, в чем его депривация и почему его жизнь стала такой. Есть надежда, что мальчик или девочка смогут заново испытать в отношениях с психотерапевтом глубину своих страданий, вызванных депривацией. С помощью терапевта ребенок вернется в момент депривации, а затем вспомнит свое состояние до нее. Таким образом он вернет либо утраченную способность находить объекты, либо потерянное ощущение безопасности. Ребенок сможет вновь обрести креативное отношение к миру или вспомнить период, когда проявлять непосредственность было безопасно, даже если она содержала агрессивные импульсы. На сей раз, чтобы осуществить доступ к прошлому опыту, не потребуется ни красть, ни проявлять агрессию; это произойдет автоматически как результат возвращения ребенка в прежнее, невыносимо тяжелое состояние, вызванное депривацией. Под тяжелым состоянием я имею в виду замешательство, дезинтеграцию личности, распад, потерю контакта с телом, дезориентацию и прочее. Эта работа позволит понять, почему дети с антисоциальными наклонностями нуждаются в помощи. Они ждут, что кто-нибудь поможет им вернуться в прошлое и найти первопричину их нынешних проблем.