Все начинается с любви…

Я —
   сын Веры…
Я давно не писал тебе писем,
                   Вера Павловна.
Унесли меня ветры,
напевали мне ветры
            то нахально,
                   то грозно,
                         то жалобно.
Я – сын Веры.
О, как помогла ты мне, мама!
Мама Вера…
Ты меня на вокзалах пустых обнимала,
мама Вера.
Я —
   сын Веры.
Непутевого сына
           ждала обратно
мама Вера…
И просила в письмах
              писать только правду
мама Вера…
Я —
сын Веры!
Веры не в Бога,
     не в ангелов, не в загробные штуки!
Я —
   сын веры в солнце,
которое хлещет
          сквозь рваные тучи!
Я —
   сын веры в труд человека.
В цветы на земле обгорелой.
Я —
   сын веры!
Веры в молчанье
           под пыткой!
И в песню
      перед расстрелом!
Я —
   сын веры в земную любовь,
ослепительную, как чудо.
Я —
   сын веры в Завтра —
такое,
   какое хочу я!
И в людей,
как дорога, широких!
Откровенных.
         Стоящих…
Я —
   сын веры,
презираю хлюпиков!
Ненавижу плаксивых и стонущих!..
Я пишу тебе правду,
             мама Вера.
Пишу только правду…
Дел – по горло!
Прости,
я не скоро
      вернусь обратно.

Таежные цветы

Не привез я таежных цветов —
извини.
Ты не верь, если скажут, что плохи
                       они.
Если кто-то соврет,
что об этом читал…
Просто
     эти цветы
луговым не чета!
В буреломах
        на кручах
пылают жарки,
как закат,
как облитые кровью желтки.
Им не стать украшеньем
                городского
                        стола.
Не для них
       отшлифованный блеск
                      хрусталя.
Не для них!
И они не поймут никогда,
что вода из-под крана —
это тоже вода…
Ты попробуй сорви их!
Попробуй сорви!
Ты их держишь,
и кажется,
      руки в крови!..
Но не бойся,
цветы к пиджаку приколи.

Только что это?
Видишь?
Лишившись земли,
той,
таежной,
неласковой,
гордой земли,
на которой они на рассвете взошли,
на которой роса
          и медвежьи следы,
начинают стремительно вянуть
                     цветы!
Сразу гаснут они.
Тотчас гибнут они…

Не привез я
        таежных цветов.
Извини.

«Нахохлятся тяжелые колосья…»

Нахохлятся тяжелые колосья
по всей земле,
         размякшей и огромной.
Потом настанет осень.
Хлынет осень,
сиреневым морозом
             травы тронув.
И длинный дождь,
            с три короба наплакав,
лесную чащу с головой накроет,
разлапистые листья покоробит…
Опавшие,
в оранжевых накрапах,
они цветным пластом на землю лягут
и будут глухо чавкать под ногами.
И вспоминать
         о светлом птичьем гаме,
о месяце грибов и спелых ягод…
И медленное солнце будет таять.
И незаметно
        удлинится время.
И в сотый раз
         я не смогу представить,
как выглядят
июньские деревья.

«Отволнуюсь…»