…На улице, когда мы прощались, Есенин сказал: “Поэзия не пирожные, рублями за неё не расплатишься…” Эти слова я запомнил – они меня поразили…» А вот ценное наблюдение писателя Ивана Рахилло: «Поражали его удивительная память и знание славянского языка. Не раскрывая книги, он произносил из “Слова (
И снова – из воспоминаний Ивана Рахилло:
«…Москва торжественно отмечает 125-летие со дня рождения Пушкина.
У Дома Герцена собираются писатели. Много знакомых: Казин, Орешин, Кириллов, Городецкий. Есенин в сером костюме, в руках огромный венок из живых цветов. Вот кто-то тронул его за плечо, и он быстро, с юношеской готовностью обернулся к приятелю, и на лице его сразу зажглась добрая, широкая улыбка. Казалось, он улыбался всему миру: деревьям, дню, облакам, людям, цветам, – улыбка у него была чистосердечна и жизнерадостна, он будто звал улыбаться с собой всех окружающих.
У памятника Пушкину Есенин читает стихи так, будто даёт клятву тому, чей могучий дар стал русской судьбой, кто, преодолев все жестокие превратности, остался «в бронзе выкованной славы».
Есенин читает, вытянув вперёд свои руки и будто дирижируя ими над головами собравшихся:
Пушкин – вот чьё сердце согревало мечту Есенина, чей немеркнущий образ постоянно сиял в его собственном сердце! И это он как-то заметил: «…чтобы до конца понять Пушкина, надо быть гением». Надо думать, как горячо любил он сам образ Александра Сергеевича, как глубоко понимал каждую его строку!
После поездок за границу, встретившись с Ильёй Сельвинским, Есенин говорил: «…Мне нравится цивилизация. Однако я очень не люблю Америку. Америка – это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества». В то время, когда многие люди искусства восторгались небоскрёбами Нью-Йорка, техническим прогрессом за океаном и так далее, он напечатал в газете очерк, где окрестил Америку удивительно точно «Железным Миргородом». Широкой, любящей, глубокой и тонкой душе поэта там действительно нечего было делать. Не хотел Есенин размениваться на что бы то ни было и в России:
«Милую лиру» свою Есенин не хотел «подравнивать» под те или иные политические или общественные взгляды, так же как, имея возможность остаться за границей, не сделал этого. «Я пел, когда был край мой болен», – этой строкой он словно отвечал уничижительному отзыву в свой адрес Ивана Бунина – оттуда, из-за границы. Он понимал, что, оставив любимую Русь, предаст талант свой – естественный и органичный, как родное поле под Рязанью… Духовный этот подвиг был оценён Россией разве что в конце XX века.
Есенин всей душой стремился понять новое время, стать одним из тех, кто верил в будущее России.
Он понимал, что страна должна двигаться вперёд, что это неизбежное условие выживания, хотя и грустил по этому поводу искренно, сравнивая жеребёнка с «чугунным поездом»:
Любовь
Из всего, что мы знаем о Есенине (хотя до конца знать судьбу поэта никому не дано), всё-таки напрашивается вывод: больше всего в жизни поэт любил поэзию, и личную жизнь так или иначе корректировал в этом направлении.
Стремясь завоевать обе столицы – и главную, и северную, – и нигде не имея своего дома и надёжного тыла, Есенин полностью зависел от обстоятельств своей бурной и порой непредсказуемой личной жизни. Такова встреча с Айседорой Дункан, которая пленила поэта не только как красивая женщина, но и европейская знаменитость.