Всё начинается с любви… Лира и судьба в жизни русских поэтов

Надо сказать, что Николай Заболоцкий постоянно что-то для себя открывал, искал новые темы и формы их выражения. По окончании в Петербурге пединститута им. Герцена он, кроме диплома учителя русского языка и литературы, имел при себе, по собственному выражению, «объёмистую тетрадь плохих стихов».

Но активная творческая жизнь, опыт недолгой военной службы сделали своё, и молодой поэт постепенно обретает свой голос, правда, не очень одобренный блюстителями «правильной» поэзии, что особенно явлено было после выхода «Столбцов». Но худшее было впереди, и опубликованная поэма «Торжество земледелия» (1931) вызвала не просто критику, но и вал травли Николая Заболоцкого. Произведение было расценено как «пасквиль на коллективизацию» и «циничное издевательство над материализмом… под маской юродства и формалистических вывертов». Естественно, что двери большинства журналов и издательств были наглухо закрыты перед ним.

Истины ради стоит сказать, что обвинения, особенно в части формы и стиля, выросли не на голом месте, хотя надо было суметь выискать политику даже в таких строках:

…А душа пресветлой ручкой
Машет нам издалека.
Вся она как будто тучка,
Платье вроде как река.
Своими нежными глазами
Все глядит она, глядит,
А тело, съедено червями,
В черном домике лежит.
«Люди, – плачет, – что вы, люди!
Я такая же, как вы,
Только меньше стали груди
да прическа из травы».

Н.А. Заболоцкий

Однако наказание оказалось несоизмеримо весомей преступления. И мало кто не опустил бы руки в такой ситуации. Однако Николай Алексеевич уже вывел для себя главное жизненное правило: «Надо работать и бороться за самих себя. Сколько неудач ещё впереди, сколько разочарований и сомнений! Но если в такие минуты человек поколеблется – песня его спета. Вера и упорство. Труд и честность…»

При всём при том надо было зарабатывать на жизнь, и Заболоцкий при поддержке Самуила Маршака поступает на работу в Ленинградское издательство по выпуску детской книги, и тут уже, конечно же, время от времени пишет для детей, сотрудничая в журналах «Чиж» и «Ёж». И даже берётся за пересказ «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле, используя понятный, в том числе с юмором, язык, так что невозможно было оторваться от книги даже самым юным читателям. Вот небольшой отрывок из обращения автора.

«…К чему, вы думаете, я завел с вами такие длинные рассуждения? Да все к тому, мои добрые друзья, чтобы вы, читая эту книгу, не подумали, что речь тут идет только о шутках да разных веселых сказках. Вы же сами говорите, что “по одежке не судят”. Не судите же и мою книгу по одной забавной одежке. Сказки сказками, но, кроме сказок, вы найдете здесь кое-что и посерьезнее.

…Итак, за дело, друзья мои! Читайте мою книгу и забавляйтесь себе на здоровье. Да только слушайте, бездельники, когда дочитаете последнюю страницу, не забудьте помянуть меня добрым словом».

Да и позднее Николай Алексеевич не раз возвращался к детской теме, и нередко с улыбкой.

…Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
«…Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»

Ой, как худо жить Марусе

В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси,
Господи Исусе!

(«Городок», 1958)

В 1937-м наконец вышел новый сборник поэта, который он назвал «Второй книгой». Вошедшие в него стихи стали получать хорошие отзывы, по крайней мере, место Заболоцкого в литературе укреплялось. Поэт ставил перед собой новые задачи, отнюдь не лёгкие, и дело двигалось. Так, он уже начал работу над поэтическим переложением «Слова о полку Игореве», строил планы на будущее… И вдруг, как гром среди ясного неба, – арест, обвинение в антисоветской пропаганде. Обвинение опиралось на прежние критические статьи в его адрес, приписывало даже контрреволюционную деятельность.

Критик Н.В. Лесючевский, выполняя заказ НКВД, так писал о Николае Алексеевиче: «Вот, например, “характеристика” молодежи:

Потом пирует до отказу
В размахе жизни трудовой.
Гляди! Гляди! Он выпил квасу,
Он девок трогает рукой,
И вдруг, шагая через стол,
Садится прямо в комсомол.