Всё наоборот (СИ)

Нет, ну, точно со мной бы так не говорила. Вообще Билл многих к себе без труда располагает, под его обаяние и всесокрушающую харизму не попадаю, кажется, только я. С ним даже Ида водилась, но потом выяснила, что Билл – гей, врубилась, что ловить ей с ним нечего, и успокоилась. Кстати, благодаря существованию Каулитца, я выявил достаточно геев в нашей школе. Двое оказались моими знакомыми.

Нет, во мне не живут гомофобские наклонности, но, согласитесь, как-то не по себе бывает. Одно дело, когда девушки оценивающе разглядывают, и совсем другое, когда твой приятель, с которым ты в одной компании. Хотя до того, как я узнал об их ориентации, они не имели на меня видов. А может, я просто не замечал, тут несколько вариантов.

Через пару минут мне становится дико скучно, и от безысходности я начинаю оглядывать тысячу раз изученный кабинет, перманентно кидая взгляд на часы над доской. Цинсер лопочет что-то про генетику, а Каулитц старательно выводит скрипящей по бумаге ручкой её слова. Разве что язык от усердия не высовывает. Прядь из его идеальной причёски выбилась и норовит вот-вот упасть ему на лицо. Билл вовремя поправляет волосы, мазнув по воздуху рукой с накрашенными ногтями. Мне отчего-то смешно, и я тихо посмеиваюсь в кулак, периодически покашливая. Цинсер - такая мадам, что ей раз плюнуть подумать, будто я смеюсь над ней. При этой женщине нельзя допускать лишних действий, у неё, может, комплексы какие, я не знаю, но реагирует всегда одинаково остро.

Каулитц поворачивается ко мне, пока учительница роется в толстой папке с таблицами, и пытается что-то донести до меня выразительным взглядом. Чего это он добивается? Строит мне глазки? Мамочки!

- Можно я пойду? – протягиваю нудным голосом.

- Трюмпер, ты сам себя наказал, так что сиди.

Вздыхаю и принимаюсь пялиться в стену справа от меня. Всяко лучше удушающего взгляда этого Каулитца. Стена выкрашена в светло-зелёный цвет, по идее, должна успокаивать, сейчас попробую сосредоточиться. Мне здесь торчать ещё двадцать пять минут, за которые я бы, возможно, сумел добраться до дома, если бы меня не перехватили по пути. Есть хочется. Я пропустил завтрак, потому что проспал. Никто же не виноват, что Берни вздумал праздновать свой День рождение посреди недели. У него всегда хорошие вечеринки получаются. Во всяком случае, он не позволяет нажираться до неприличного состояния, потому что больше всего в жизни боится, что кто-то трахнется в спальне его родителей. У него высокие моральные ценности, воспитанные годами.

- Нам Том поможет, - долетают до меня слова Цинсер.

Недоуменно смотрю на учительницу, мечтая сорваться с места и смыться из этого кабинета куда подальше, дверь всё равно открыта.

- Фрау Цинсер, у меня живот заболел.

- Ты не умеешь врать.

- Я не способен изобразить рыжую корову.

- При чём тут корова? – взрывается Каулитц, вскакивая с места. – Может, вы мне без него как-нибудь объясните? – обращается он к застывшей Цинсер. – Я ведь неплохо теоретический материал усваиваю.

Оба садятся, одинаково злобно зыркая на меня. А я не просил меня трогать! Вечно Трюмпер виноват, как будто остальные белые и пушистые, а на меня надо свалить все камни. Развели балаган без моего участия, так что нечего так смотреть. Борюсь с желанием показать им неприличный жест и вместо этого лезу в карман за мобильником.

На экране висят три новых сообщения. Я не утруждаю себя навязанными правилами, поэтому звук в школе не отключаю, но смс строго на беззвучке, так как меня бесят всякие пиликанья, которые зачастую бывают сообщениями, не несущими смысловой нагрузки. Они хороши, когда говорить лень.

Чувствую, что Каулитц регулярно на меня смотрит. Наверное, я нарушил его королевское спокойствие и личное пространство, которое у этого человека расширило границы с пятидесяти сантиметров до четырёх метров минимум. Ему надо справку в больнице взять, чтобы окружающие близко не подходили: и им спокойнее, и он не парится.

Одно сообщение от оператора, второе от мамы (она задержится), а третье прислала Ида, оповестив, что её тоже оставили после уроков, в кабинете английского. Набираю предложение на тему того, что нужно менять направленность шуток, и получаю в ответ простой смайл. Нда.

- Трюмпер, перестань долбить телефоном по парте! – требует Цинсер, и мне приходится прекратить монотонные успокаивающие постукивания. – Ладно, иди домой, - без лишних слов подрываюсь с места, уже не слушая напутствия биологички: - Ещё раз такое повторится, будешь…

Вылизывать пол? У неё нет полномочий, чтобы заставить меня этим заниматься. Хотя такая угроза была бы в духе Цинсер. Чёрт, ну, классная руководительница, никакой любви к своим ученикам.