- Давай мы поднимемся к тебе, ты переоденешься, а я пока чего-нибудь тебе расскажу. М? – Карен обольстительно улыбается, от гневной маски на лице не остаётся и следа, и мне становится не по себе. Внутри всё как-то переворачивается, и внутренний голос молит, молит немедленно бежать в школу, которая, кажется, является единственным спасением в моей ситуации. Там охранник, он её не пропустит.
- Давай, - обречённо соглашаюсь я. Тряпка, просто тряпка. – По..? – указываю на пожарную лестницу, но Карен уже идёт к подъезду.
О, нет, заберите меня отсюда. Ещё не поздно сбежать, вот она идёт и не оборачивается. Я застываю на мгновение, и в эту же секунду Карен смотрит назад.
- Том, ты такой трус! – выдаёт она, и я спешу её догнать.
Рядом с некоторыми девушками я – самый настоящий трус, не могу отрицать. Но надо держать себя в руках и воспитывать, чтобы потом дети могли мною гордиться.
Мама с непередаваемым выражением лица оглядывает мой прикид, рубашка, кстати, оказывается застёгнутой кое-как, пуговицы просунуты не туда… Я идиот, нужно было футболку надевать.
- Я вас оставлю, да?
Карен беззастенчиво кивает, и мама удаляется в спальню. Папа уже ушёл? В принципе, он бы не стал меня спасать от грядущего кошмара.
- Что это вы с Идой устроили? – я ожидал несколько других речей, а она опять за своё.
- Откуда ты вообще это знаешь?
- Мне Ида сказала! – закричала Карен.
Блин, Ида же не знает, что мы разбежались. Закрываю лицо руками и усиленно тру лоб.
- Тебе-то какая разница?
- Большая! – Карен вскакивает с дивана и начинает шагами мерить комнату. Запнись о столик, запнись о столик… - Может, для тебя всё закончилось, а для меня – нет. Том, ты поспешил с выводами, понимаешь? – о, Господи. – Была у тебя свобода, я же не просила постоянно быть рядом со мной, ты спокойно общался с друзьями, ты жил так же, как жил до меня, но ведь лучше. Лучше, Том?
- Карен, оставь меня в покое, я тебя прошу.
- Как ты можешь?
На глаза у неё наворачиваются слёзы. Стоп! Это не слёзы, это они от злости заблестели. Из-за этой дурацкой особенности я никогда не могу разобрать, плакать она собирается или взбеситься с новой силой. Честно говоря, Карен при мне никогда не рыдала.
- Я тебе ещё неделю назад всё честно сказал. Мне с тобой некомфортно, и я не хочу продолжать отношения.
- Пожалеешь ведь, Том, - каким-то шипением выдаёт она.
Пытаюсь отвлечься и смотрю в чёрный экран телевизора, на вазу с какой-то декоративной фигнёй, которую в дом притащила, разумеется, мама. Она любит подобные штучки, у нас вся квартира ими заставлена.
- Посмотри на меня.
Нехотя поворачиваюсь к Карен, и меня обдаёт холодом. Так она на меня ещё никогда не смотрела. Внутри всё сворачивается в тугой комок, в горле резко пересыхает, и я уже готов согласиться со всеми, кто считает, что в Карен цыганская кровь негативно проявляется.
- Том… Ты привык, что у тебя всё легко, - она говорит вкрадчиво, тепло, поэтому интонация её составляет с обликом ярчайший контраст. Воды бы сейчас. – Друзья, девушки. А ты и половину этого не умеешь ценить.
- Ты очень заблуждаешься.
Карен мотает головой и притягивает меня к себе за ворот рубашки.
- Будет у тебя всё наоборот, тогда посмотрим.
Она поднимается и уходит, неслышно закрывая входную дверь.
Я глубоко дышу, будучи ещё не в состоянии отойти от её энергетики. С ней было по-разному: легко, сложно. Я мог смеяться рядом с этой девушкой и чувствовать себя самым расслабленным и удачливым человек на земле, а порою меня что-то душило до безобразия.
Надо как-то отвлечься, что ли.
В гостиную осторожно заходит мама, обеспокоенно оглядывая меня.
- Поговорили?
- По-моему, она так орала, что нетрудно догадаться – это был практически монолог.
- Ты бы с ней помягче, она чувствительная просто. Может, внешне это и незаметно, но ты же видишь, как она реагирует.
Её с такими реакциями от общества изолировать надо. Разрушает тут психику ни в чём не повинным людям, а ты потом сидишь и думаешь, почему тебе схудилось.
- А на завтрак что?
- Том, ты в школу вообще-то опаздываешь, - ужесточает тон мама.
- На первый урок я уже опоздал, так что ничего не потеряю.
Первым биология, так что потерять я могу удовлетворительную стабильность в журнале. Цинсер явно решит, что это вид протеста или что-то наподобие. Проблемы такие мелочные, из которых раздувается нечто страшное и ужасающее.
Мама жарит мне яичницу, а меня клонит в сон. Смотрю на её однообразные действия, понимая, что действуют они на меня подобно гипнозу – медленно, но верно отключаюсь. Карен утомительна, как литература с вечными обсуждениями. Поспать бы…
***
Снится что-то непонятное, но неприятное до ужаса. Школьные коридоры, огромное количество людей, и все мимо проходят, ощущение от этого создаётся очень странное. Мне хочется уйти подальше. Ещё и в голове подозрительно знакомый голос говорит какую-то муру, но я никак не могу определить, кому принадлежат эти интонации.