Читаем Все народы едино суть полностью

Вслед за тем между ним и королем польским Сигизмундом[196] возгорелась война, которую поляки счастливо окончили замечательной победой при Борисфене[197]; в Риме по этому поводу установлены были благодарственные молебствия, как будто были побеждены и перебиты враги имени Христова. Это обстоятельство не в малой мере способствовало отчуждению и самого короля Василия, и всего его народа от римского первосвященника. Меж тем скончался папа Адриан Ⅵ, и смерть его помешала Павлу, собравшемуся было уже во второе путешествие в Московию, но преемник Адриана, Климент Ⅶ, видя, что Павел всё ещё помышляет в своём безумии о путешествии на восток, отправил его в Москву с грамотою, в которой с самыми благосклонными увещаниями приглашал Василия признать величие римской церкви и заключить в религиозном единомыслии вечный союз, который, по свидетельству папы, будет весьма полезен и почётен для государя московского; при этом папа, по-видимому, обещал, что если Василий, отвергнув догматы греческой веры, обратится к покровительству римской церкви, то он, папа, на основании святейшей власти первосвященника, назовёт его королем и дарует ему королевские отличия. Ибо Василий желал получить с папского дозволения титул и название короля[198], так как признавал, что дарование этого приличествует по праву святейшему папскому величью, тем более что ему было известно, что и сами цесари, в силу древлего обыкновения, получают от великих первосвященников золотую диадему и скипетр, отличительные признаки власти над Римскою империею. Впрочем, говорили, что он в неоднократных посольствах просил того же самого и у цесаря Максимилиана[199].

Итак, Павел, привыкший с юности странствовать по свету с значительно большим счастьем, чем с особой выгодою, несмотря на свою старость и страдания от застарелой каменной болезни, благополучно и быстро свершил путешествие в Москву, где ласково принят был Василием. Он оставался при его дворе два месяца и, не доверяя своим силам и страшась трудностей неизмеримого путешествия, совершенно оставил всякие надежды и неизъяснимые мечтания о торговых сношениях с Индией и вернулся в Рим с послом Димитрием прежде, чем мы могли подумать, что он успел прибыть в Москву.

А папа велел принять Димитрия в самой великолепной части Ватиканского дворца, где можно было видеть раззолочённые потолки, шёлковые ложа и ковры выдающейся работы, и облечь его в шёлковое одеяние. Кроме того, папа приставил к Димитрию, для сопровождения его по священным и мирским достопримечательностям города, Франциска Херегата, епископа апрутинского, часто отправлявшего отдалённые и весьма почётные посольства; этот епископ был хорошо известен и самому Димитрию уже в Москве, по рассказам Павла.

По прошествии нескольких дней, когда Димитрий подкрепил отдыхом свои силы и счистил и смыл с себя грязь, приставшую к нему после долгого и трудного пути, он облёкся в пышный наряд своей родины и был представлен папе, которого по обычаю почтил коленопреклонением; при этом от своего и государева имени он поднёс в дар собольи меха. Затем представлена была грамота, Василия, которую сначала сами они, а затем иллирийский толмач, Николай Сиккский, следующим образом перевели на латинский язык: «Папе Клименту, пастырю и учителю римской церкви, великий государь Василий, божией милостью царь и повелитель всея Русски, а также великий князь володимерский, московский, новгородский, псковский, смоленский, тверской, югорский, пермский, вятский, болгарский и пр., государь и великий князь Новгорода низовские земли, черниговский, рязанский, полоцкий, ржевский, бельский, ростовский, ярославский, белозерский, удорский, обдорский, кондинский и пр. Прислали вы к нам капитана Павла, гражданина генуэзского, с грамотою, в которой увещевали нас действовать, в союзе с вами и прочими христианскими государями, советом и силами против врагов имени Христова, и чинить нашим и вашим послам безопасный и свободный путь для разъездов туда и сюда, дабы, по долгу взаимной дружбы, можно было извещать друг друга о здравии обоих нас и о положении дел. Мы же, по всеблагой и споспешествующей помощи божией, как доселе стояли неленостно и непрестанно против нечестивых врагов веры Христовой, так решили стоять и впоследствии. Точно так же готовы мы жить в согласии с прочими христианскими государями и предоставлять для них мирные пути. Чего ради посылаем к вам нашего человека, Димитрия Герасимова с настоящей нашей грамотой и отсылаем обратно капитана Павла. А вы отпустите Димитрия в скором времени и повелите проводить его здравым и невредимым вплоть до наших границ. То же исполним и мы, если вы пошлёте с Димитрием вашего посла, желая словесно и письменно известить нас об управлении делами, дабы, познав желания всех христиан, и мы также могли принять самые лучшие решения. Дано во имя Господа нашего в городе нашем Москве, в лето от начала мира семь тысяч тридцатое, в третий день апреля» [1522][200].

Перейти на страницу:

Все книги серии История Отечества в романах, повестях, документах

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное