Повод предпринять настоящее посольство подал генуэзский капитан Павел[183]
, который прибыл в Москву ради торговли, с одобрительною грамотою от папы Льва Ⅹ[184], и лично от себя повёл переговоры с близкими к государю Василию людьми о соединении обрядов той и другой церкви. На самом деле Павел, человек с безумной и ненасытной душою, искал нового и невероятного пути для добывания благовоний из Индии. Именно, занимаясь торговыми делами в Сирии, Египте и Понте[185], он узнал по слухам, что благовония можно подвозить вверх по реке Инду из отдалённой Восточной Индии, откуда по непродолжительному сухому пути, перевалив через горный хребет Паропанисидский[186], их можно перевезти в реку бактрианов, Окс[187]; эта последняя берёт начало почти из тех же гор, как и Инд, и в противоположном с ним направлении изливается при порте Страве в Гирканское море[188], приняв предварительно в себя много рек. Далее, по разведкам Павла, от самой Стравы, представляется безопасное и лёгкое плавание вплоть до торжища Цитрахи[189] и устья реки Волги; оттуда же, поднимаясь непрестанно вверх по рекам, а именно: по Волге, Оке и Москве, можно добраться до города Москвы, от Москвы же сухим путём до Риги и в самое Сарматское море[190], а также во все западные страны. Павел сильно и превыше меры рассержен был на несправедливость лузитанцев[191], которые покорили значительную часть Индии оружием и, заняв все рынки, скупали затем все благовония и отправляли их в Испанию, после чего обычно продавали их всем народам Европы за более значительную, чем раньше, цену и с огромною выгодою. Мало того, они с таким тщанием и старанием держали под неусыпной охраной своих кораблей берега Индийского моря, что, по-видимому, совершенно прекратились и были оставлены те торговые сношения, которые происходили в изобилии по всей Азии и Европе через Персидский залив, вверх по Евфрату, по узкому Аравийскому морю, а затем по течению Нила и по нашему (Средиземному) морю, хотя при этих сношениях товары стоили гораздо дешевле. Кроме того, Павел жаловался, что товар лузитанцев был гораздо хуже, так как, по-видимому, от неудобств весьма дальнего плавания и от недостатков нижней части корабля, благовония портятся, их сила, вкус и душистый запах от продолжительного пребывания в Олизиппонских торговых кладовых исчезают и выдыхаются; затем лузитанцы постоянно приберегают более свежие товары, а продают только старые и притом заплесневелые от долгого лежания.Но хотя Павел с великим ожесточением рассуждал со всеми об этих делах и, стараясь возбудить сильную ненависть против лузитанцев, указывал, что в случае открытия этого пути пошлины с товаров значительно приумножат государеву казну, а кроме того, сами московиты могут гораздо дешевле покупать благовония, которые употребляются ими в огромном количестве во всех блюдах, однако он не мог ничего добиться в отношении этих торговых сношений, так как Василий отнюдь не считал возможным открывать человеку иноземному и неизвестному те страны, которые представляли доступ к Каспийскому морю и царствам персидским. Ввиду этого Павел, не видя исполнения ни одного из всех своих мечтаний, из купца стал послом и, так как Лев тем временем умер, передал уже папе Адриану[192]
грамоту Василия, в которой тот в самых почтительных выражениях изъявлял своё отменное расположение к римскому первосвященнику.Именно, за несколько лет перед этим, ведя жаркую борьбу с поляками, Василий, во время Латеранского собора, просил, через датского короля Иоанна, отца того Христиерна[193]
, который недавно изгнан был из королевства, предоставить московитским послам беспрепятственный путь к городу Риму[194]. Но так как и король Иоанн, и папа Юлий[195] покинули здешний мир почти в один и тот же день, то Василий оставил намерение отправить посольство, лишившись посредника для этого.