Все народы едино суть

Как татары занимают разнообразные и далеко и широко раскинувшиеся области, точно так же они и не согласуются во всем по своим обычаям и самому образу жизни. Это люди — среднего роста, с широким, жирным лицом, с косящими и впалыми глазами; волоса отпускают только на бороде, а остальное бреют. Только более именитые мужи носят за ушами косы, и притом очень чёрные, телом они сильны, духом смелы; питаются с приятностью лошадями и другими животными, за исключением свиней, от которых воздерживаются по закону. Насчёт голода и сна до такой степени выносливы, что иногда выдерживают это лишение целых четыре дня, предаваясь тем не менее необходимым трудам. Так как они почти все кочуют без определённых жилищ, то обычно направляют свой путь по наблюдению звёзд, главным же образом северного полюса, который они называют на своем языке Железный кол, то есть железный гвоздь. Особенное наслаждение они получают от кобыльего молока, веря, что люди делаются от него храбрыми и тучными. Питаются они и очень многими травами, в особенности растущими около Танаида. У них водятся в изобилии лошади с приземистой шеей и низкорослые, но крепкие, которые могут одинаково хорошо выносить голод и труд и питаются ветками и корою деревьев, а также корнями трав, которые выбивают и вырывают из земли копытами. Приучив их таким образом к труду, татары употребляют их с большою для себя выгодою. Московиты говорят, что эти лошади быстрее под татарами, чем под другими. Эта порода лошадей называется пахмат. Сёдла и стремена у них деревянные, за исключением тех, которые они отняли или купили у соседних христиан. И чтобы сёдла не натирали спину лошадей, они подкладывают под них траву или древесную листву. На лошадях они переплывают реки, и если случайно в бегстве устрашатся силы преследующих врагов, то бросают сёдла, платья и всякую другую поклажу и, сохранив только оружие, мчатся во весь опор. Оружие их — лук и стрелы; сабля у них редка. Сражение с врагами они начинают издали и притом весьма храбро, но долго его не выдерживают, а устрояют притворное бегство. Когда враги начинают их преследовать, то при первой возможности татары пускают в них стрелы назад; затем, внезапно повернув лошадей, снова делают натиск на расстроенные ряды врагов. Когда им приходится сражаться на открытых равнинах и они имеют врагов на расстоянии полёта копья, то вступают в бой не стройными рядами, а изгибают войско в виде круга и разъезжают в таком направлении, желая открыть себе более надёжный и свободный путь стрелять во врага. При их наступлении и отступлении наблюдается до известной степени удивительный порядок. Правда, для этого они имеют опытных в сих делах вожатых, за коими следуют; но если эти вожаки или падут от удара вражеских копий, или случайно, под давлением страха, ошибутся в соблюдении своих распоряжений, то всем войском овладевает такое сильное замешательство, что они не могут более ни вернуться к порядку, ни метать копий против врага. Этот способ боя, по сходству предметов, они называют пляскою. Если же случайно им надлежит бороться в узких местностях, то им не может быть никакой пользы от такой военной хитрости. И поэтому они пускаются в бегство, так как не защищены ни щитом, ни копьём, ни шлемом, чтобы иметь возможность выдержать нападение врага в непрерывной правильной битве. При езде они наблюдают такой обычай, что садятся на седло, поджав ноги, чтобы иметь возможность легче повёртываться на тот и другой бок; и если случайно что упадёт и им нужно будет это поднять с земли, то, опёршись на стремена, они поднимают вещь без всякого труда. К этому они до такой степени приучены, что выполняют это даже при быстром беге лошадей. Если в них пускают копьё, то они внезапно опускаются на другой бок для отклонения удара противника и держатся на лошади только одной рукою и ногою. При набеге на соседние области каждый ведёт с собою, смотря по достатку, двух или трёх лошадей, чтобы, понятно, когда устанет одна, иметь возможность пересесть на другую и третью; усталых же лошадей они меж тем ведут на поводу. Узды у них самые лёгкие, а вместо шпор они употребляют бичи. Лошадей они употребляют только холощённых, потому что таковые, по их мнению, более выносливы к труду и голодовке. Одежда у них одна и та же как для мужчин, так и для женщин, да вообще эти последние нисколько не отличаются по убранству от мужчин за исключением того, что окутывают голову льняным покрывалом и точно так же носят льняные штаны наподобие корабельных служителей на море. Царицы их, являясь пред народом, обыкновенно закрывают лицо. Остальной народ, живущий в рассеянии по полям, носит одежду, сшитую из овечьих шкур, и меняет её только тогда, когда она от долгого употребления станет совершенно потёртой и разорванной. Они не остаются долго на одном месте, считая за сильное несчастие долго пребывать на одном и том же месте. Поэтому, стравив пастбища в одном месте, они переселяются в другое со стадами, жёнами и детьми, которых везут с собой на повозках. Впрочем, живущие в селениях и городах следуют другому образу жизни. Если они начинают какую-нибудь очень тяжёлую войну, то помещают жён, детей и стариков в местности более безопасные. Правосудия у них нет никакого, ибо если кто будет нуждаться в какой-нибудь вещи, то может безнаказанно похитить её у другого. Если же кто станет жаловаться пред судьей на насилие и причинённую ему обиду, то виновный не запирается, а говорит, что не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья обычно произносит такого рода приговор: «Если ты, в свою очередь, будешь нуждаться в какой-нибудь вещи, то похищай у других». Это люди весьма хищные и, конечно, очень бедные, так как они всегда зарятся на чужое имущество, угоняют у других скот, грабят и увозят людей, которых или продают туркам и другим, кому бы то ни было, или возвращают за выкуп, оставляя у себя только девушек. Они редко осаждают крепости и города, а сожигают селения и деревни и до такой степени довольны причинённым ими уроном, что, по их мнению, чем больше опустошат они областей, тем обширнее сделается их царство…