Буйволы водятся в одной только Мазовии, которая погранична с Литвою; на тамошнем языке называют их турами, а у нас, немцев, настоящее имя для них urox. Это настоящие лесные быки, ничем не отличающиеся от домашних быков, за исключением того, что они совершенно чёрные и имеют вдоль спины белую полосу наподобие линии. Количество их невелико, и есть определённые деревни, на которых лежит уход за ними и охрана их, и таким образом за ними наблюдают почти не иначе как в каких-нибудь зверинцах. Они случаются с домашними коровами, но с позором для себя. Ибо после этого прочие буйволы не допускают их в стадо, как обесчестивших себя, и родившиеся после подобной случки телята не живучи. Когда я был послом при дворе Сигизмунда-Августа, то он подарил мне одного зверя уже выпотрошенного, которого охотники добили полуживым, выгнав его из стада. Однако кожа, покрывающая лоб, была у него обрезана. Я полагал, что это сделано неспроста, хотя по какой-то рассеянности не спросил, почему это делают. Но известно, что ценятся пояса, сделанные из буйволовой кожи, и общераспространено убеждение, будто опоясывание ими ускоряет роды. И в этих видах королева Бона, мать Сигизмунда-Августа, дала мне в дар два подобных пояса, один из которых милостиво приняла у меня пресветлейшая госпожа моя, королева римская.
Тот зверь, которого литовцы называют на своем языке лосем, носит по-немецки имя Ellend, некоторые же называют его по-латыни Alce. Поляки утверждают, будто это — онагр, то есть лесной осёл, но внешность его тому не соответствует. Ибо у него раздвоенные копыта; впрочем, находимы были и имеющие цельные копыта, но это очень редко. Это животное выше оленя, с выдающимися ушами и ноздрями; рога его несколько разнятся от оленьих, цвет шерсти также отличается большей белизной. На ходу они весьма быстры и бегают не так, как другие животные, но наподобие иноходца. Копыта их обычно носят как предохранительное средство против падучей болезни.
На степных равнинах около Борисфена, Танаида и Ра водится лесная овца, именуемая поляками солгак, а московитами сейгак, величиною с косулю, но с более короткими ногами; рога у ней приподняты вверх и отмечены круглыми линиями вроде кружков: московиты делают из них прозрачные рукоятки ножей; эти животные весьма быстры на бегу и могут делать очень высокие скачки…
Так как о Ледовитом море большинство писателей передаёт много разнообразных известий, то я счёл нелишним присоединить в немногих словах описание плавания по этому морю.
Плавание по ледовитому морю
[359]В то время, когда я нёс службу посла пресветлейшего моего государя у великого князя московского, там был случайно толмач этого государя, Григорий Истома[360]
, человек дельный и научившийся латинскому языку при дворе Иоанна, короля датского. В 1496 году по р. Х. его государь послал его к королю Дании вместе с магистром Давидом, уроженцем Шотландии и тогдашним послом короля датского; с этим Давидом я познакомился там ещё в первое моё посольство. Так вот этот Истома и изложил нам вкратце порядок всего своего путешествия. Так как этот путь, ввиду особых трудностей, представляемых тамошними местами, кажется нам тяжёлым и чересчур затруднительным, то я пожелал описать его вкратце в том виде, как узнал от него.Прежде всего он рассказывал, что отпущенные его государем он и названный уже посол Давид прибыли в Новгород Великий. А так как в то время королевство Шведское отложилось от короля Дании и, сверх того, у московского владыки были несогласия со шведами, то поэтому, вследствие воинских смут, они не могли держаться общедоступного и обычного пути, а избрали другой, правда, более длинный, но и более безопасный. Именно прежде всего они довольно трудной дорогой добирались из Новгорода к устьям Двины и Потивуло[361]
. Он говорил, что эта дорога, для которой, по её тягостям и затруднениям, он не мог никогда найти достаточного количества проклятий, имеет протяжение в триста миль. Затем они сели в устьях Двины на четыре судёнышка[362] и, держась в плавании правого берега Океана[363], видели там высокие и неприступные горы; наконец, проехав ⅩⅥ миль и переправившись через какой-то залив, они приплыли к левому берегу. Оставив справа обширное море, заимствующее, подобно прилегающим горам, название от реки Печоры, они добрались до народов Финлаппии[364]; хотя они живут разбросанно вдоль моря в низких хижинах и ведут почти звериную жизнь, однако они гораздо более кротки, чем дикие лопари. Он называл их данниками московского владыки. Оставив затем землю лопарей и проплыв восемьдесят миль, достигли они страны Нортподен, подвластной королю шведскому. Русские называют её Каянской землею[365], а народонаселение каянцами.