Читаем Все народы едино суть полностью

Говорят, что около устьев реки Печоры, находящихся вправо от устьев Двины, в океане водятся большие и разнообразные животные, и между ними некое животное, величиною с быка, называемое тамошними жителями моржом. Ноги у него коротки, как у бобров, грудь по сравнению с размерами прочего туловища несколько выше и шире, а два верхние зуба выдаются в длину. Это животное ради размножения и отдыха покидает с другими однородными с ним животными океан и стадами стремится на горы. Здесь, прежде чем предаться слишком крепкому сну, дарованному ему природою, оно назначает из своей среды сторожа, подобно журавлям. Если этот сторож заснёт или случайно будет убит охотником, то в таком случае остальных животных можно легко захватить; если же он, по обычаю, подаст сигнал рёвом, то остальное стадо тотчас пробуждается и, прижав задние ноги к зубам, с величайшею скоростью, как в санях, скатывается с горы и устремляется в океан, где они обыкновенно отдыхают и по временам даже на плавающих на поверхности обломках льдин. Охотники гоняются за этими животными из-за одних только зубов их, из которых московиты, татары, а главным образом турки искусно приготовляют рукоятки мечей и кинжалов и пользуются ими скорее в качестве украшения, чем для нанесения особенно тяжёлых ударов (как баснословия некто). Затем у турок, московитов и татар эти зубы продаются на вес и называются рыбьими зубами.

Ледовитое море простирается на далекое пространство за Двину вплоть до устьев Печоры и Оби. За ними, как говорят, находится страна Енгронеландт. Я слышал, что она отделена от сношений или торговли с людьми наших стран как по причине высоких гор, которые твердеют, покрытые вечными снегами, так и по причине плавающего в море вечного льда (так что он затрудняет плавание и делает его опасным) и потому неизвестна.

Об обычаях при приёме послов и обхождении с ними[372]

Отправляющийся в Московию посол, приближаясь к её границам, посылает в ближайший город вестника сообщить начальнику этого города, что вот он, посол такого-то владыки, собирается вступить в пределы государя. Вслед за тем начальник тщательно исследует не только то, каким государем отправлен посол, но и какое у него самого положение и достоинство, и точно так же, сколько лиц его сопровождает. Разузнав это, он посылает для приёма и сопровождения посла какое-нибудь лицо со свитою, причём сообразуется как с достоинством государя, отправившего посла, так и с положением самого посла. Между тем он тотчас даёт также знать великому князю, откуда и от какого государя является посол. Отправленное лицо также посылает с пути вперёд кого-нибудь из своей свиты, чтобы дать знать послу, что приближается большой человек, для приёма его в определённом месте (обозначая место)…

(Далее рассуждения о термине «большой человек».)

Но при встрече это посланное лицо не двигается с места, так что, например, в зимнее время велит даже размести или растоптать снег там, где он остановился, чтобы посол мог проехать туда, а сам меж тем не двигается с наезженной или большой дороги. Кроме того, при встрече у них обычно соблюдается и следующее: они отправляют вестника к послу внушить ему, чтобы он слез с лошади или с повозки. Если же кто-нибудь станет отговариваться или усталостью, или недомоганием, то они отвечают, что ни произносить, ни слушать слов государя нельзя иначе как стоя. Мало того, посланное лицо тщательно остерегается, чтобы не слезть первому с лошади или с повозки, дабы не оказаться чрез это обстоятельство умаляющим достоинство своего государя. Поэтому как скоро лицо это заметит, что посол слезает с лошади, то тогда только сходит и само.

В первое мое посольство я сообщил встретившему меня пред Москвою, что я устал от дороги, и предложил ему исполнить то, что надлежало, на лошадях. Но он (приведя предшествующее основание) никоим образом не считал возможным согласиться на это. Толмачи и другие лица уже слезли, советуя и мне также слезть. Я отвечал им, что как только слезет московит, так слезу и я. Видя, что они так высоко ценят это обстоятельство, я также не захотел и сам выдавать своего государя и умалять его значение. Но так как он отказывался слезть первым, и вследствие этого высокомерия дело затянулось на некоторое время, то, желая положить этому конец, я вынул ногу из опоры стремени, как бы желая слезть. Заметив это, посланный мне навстречу тотчас слез с лошади, я же медленно сошёл с лошади, так что он был недоволен мною за этот обман.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Отечества в романах, повестях, документах

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное