Лайонел тщетно пытается укрыться от жара, который испускает энергозаборник Двигателя. Само устройство конвульсивно содрогается. Гоеттрейдер вскидывает руки – кожа на его ладонях уже полопалась и покрылась волдырями ожогов. Густые ресницы и брови Лайонела тлеют, но он настолько поражен катастрофическим хаосом, что не может даже мигнуть.
Но самое главное – здесь не должно быть меня.
А теперь весь мир рушится прямо на моих глазах.
Правда, все, находящиеся в лаборатории, и так обречены. Но они умрут позже –
Урсула прижимает к груди своего искалеченного рогоносца, а величайший из умов человечества зачарованно смотрит на гибель своего детища, не замечая, что кончик его носа уже догорел до хряща.
В этот чудовищный момент я обнаруживаю в себе нечто более-менее хорошее – я относительно спокоен в критических обстоятельствах. Вместо того чтобы превратиться в бессильно трепещущую амебу, я, невидимый, перебегаю через лабораторию и со всей силы отталкиваю Лайонела от Двигателя. Лайонел врезается в стену и оказывается хотя бы на несколько футов дальше от источника опасности.
Двигатель испускает ослепительный веер голубого пламени, который накрывает меня с головой. Я должен сгореть, но мой кожаный защитный костюм рассчитан на противостояние практически любому физическому воздействию. Однако повреждение затрагивает органическую схему машины времени. Я знаю, что вскоре некоторые системы жизнеобеспечения могут прийти в негодность.
К счастью, отец и его инженеры поработали на славу, и в экстремальных условиях аварийный протокол-бумеранг приводится в действие автоматически.
Через секунду я отправлюсь домой.
Странно, но, пожалуй, впервые в жизни мой мозг достигает наивысшей эффективности в работе. Доли секунды как раз хватает на то, чтобы моя нервная система передала мышцам моей руки самую примитивную команду: вновь включить Двигатель, чтобы он не разнес половину континента.
Я тянусь к рубильнику Двигателя.
А затем – исчезаю.
55