Она откладывает блокнот и делает большой глоток воды из стакана рядом с собой.
– Ты зачем сюда пришла, Мэйв Чэмберс?
Я вздрагиваю. Почему Лили называет меня по имени и фамилии?
– Да вот, пришла посмотреть, как ты. Ну, и извиниться хотела.
– Значит, извиняешься.
– Да.
– За что?
– За то, что так обращалась с тобой. За то, что бросила тебя. За то, что сделала тот глупый расклад, когда… когда все это началось… вся эта дурацкая штука.
Последние слова я произношу наугад. Я не уверена, насколько Лили знает о том, что происходило с ней. Может, весь месяц она провела в коме, без сознания? Или же она знает все?
Она смотрит на меня усталым взглядом, словно избалованный король-ребенок.
– Не извиняйся.
– О.
– А нет, погоди, – она склоняет голову набок. – Если хочешь извиниться, извинись за то, что вернула меня.
– Что?
– Да. Извинись за то, что положила всему конец. Извинись за то, что превратила меня обратно в это… в это
Глаза ее теперь блестят от слез. Она сердито вытирает их, не желая показывать мне свою слабость.
– Знаешь, о чем я думала в тот дурацкий день, когда ты решила разложить свои дурацкие карты? Я думала…
Одна-единственная хрустальная слеза падает на ее блокнот.
– Я думала:
В голове у меня что-то щелкает.
– Я пожелала тебе пропасть. А ты сама хотела пропасть.
Неужели именно это и вызвало Домохозяйку? Сочетание двух параллельных желаний. И объединившая их заколдованная колода Таро?
Она снова проводит рукой по лицу, смахивая очередные слезы. Впечатление такое, что она просто хочет ударить себя в глаз.
– И это сработало, Мэйв. Я пропала. Оказалась вдали от всех.
Я разглядываю новый рисунок, приклеенный к стене скотчем. Перевернутая тележка, плывущая по течению. Вылезающие из икринок головастики. Лиловые пятна радужной форели.
– Ты была рекой, – просто говорю я.
– Да, – отвечает она мрачно. – Была.
Она снова начинает рисовать – в основном чтобы отвлечься от слез.
– Могла быть такой большой. Больше всего на свете. Целые мили и мили, без конца. Или маленькой. Маленьким ручейком среди камней…
Она останавливается и переводит взгляд прямо на меня.
– Я видела тебя, – сердито говорит она. – Видела тебя однажды.
Я вспоминаю мгновения, когда целовала ее брата возле реки.
– Э-эээ… правда?
– Ты засунула в меня руку.
– Шестеренки, – морщусь я. – Ключи.
– Я порезала тебя, – медленно говорит она. – Твоя кровь попала в реку.
Волосы у меня на шее встают дыбом. Теперь она меня пугает. Домохозяйка определенно оставила на Лили какой-то отпечаток. Может, даже овладела ею или вселилась в нее. Это не Лили. Это не та девочка, которая лизала книги, а затем громко хохотала.
– Рана затянулась, – говорю я и вспоминаю, как вчера меня за руку держала Фиона.
Порез на коже действительно затянулся. Остался лишь едва заметный шрам, как будто прошло несколько недель. Если Лили и Фиона настолько изменились после ритуала, то, наверное, и мы с Ро должны были измениться? Что таится внутри нас?
– Можешь уходить, – говорит она.
– Ты устала?
– Нет. Просто хочу, чтобы ты ушла.
– Ну ладно. Окей.
Я смущенно смотрю на пакет конфет из ближайшего магазина.
– Хочешь, оставлю?
Она смотрит на меня пустым взглядом.
– Да мне наплевать.
Я быстро спускаюсь по лестнице, пробегая мимо мамы Лили, чтобы она не увидела, что я плачу.
– Мэйв, – обращается она ко мне. – Мэйв, все в порядке?
Я как можно быстрее выхожу на улицу, склонив голову, погрузив нос в шарф. Лили чудовище. Чудовище, которому совершенно все равно, что я едва не умерла, спасая ее, и которое предпочло бы остаться рекой, чем превращаться обратно в обычную девочку.
На краю улицы я вижу, как из автобуса выходит Ро с гитарой на плече.
– Привет! – улыбается он мне. – Слава Богу. Поможешь мне донести вещи до дома. С моими-то ранами даже и половину этого поднимать нельзя.
– Не могу, Ро. Не могу вернуться к вам. Не заставляй меня.
– А что случилось?
– Лили изменилась, Ро.
– Знаю, – вздыхает он. – Но, наверное, этого и следовало ожидать. Мы же… мы же не знаем, через что ей довелось пройти. Трудно сочувствовать при этом.
– А что, если Домохозяйка использует ее, Ро? Я посмотрела ей в глаза и… и это не Лили. Это говорила Домохозяйка.
– И что это значит? Ты же победила Домохозяйку, Мэйв. Она ушла.
– Так ли? Лили теперь даже не человек… Так, оболочка какая-то…
– Почему? Почему ты так говоришь?
Я вздыхаю, вспоминая жесткий, непрощающий взгляд огромных глаз Лили.
– Ну… она таким тоном говорила со мной.
– О боже, Мэйв.
– Тебя там не было, Ро. Ты не понимаешь.
– Присядь, Мэйв.
Я оглядываюсь по сторонам. Присесть некуда, кроме низкой стены вдоль соседского сада, поэтому я сажусь на нее. Ро кладет гитару на тротуар, садится на корточки и целует меня в губы. Очень долго.
– Господи, – шепчу я, когда он наконец отстраняется. – А это еще зачем?
– Чтобы ты не разозлилась на меня, когда я скажу кое-что.
Он глубоко вздыхает и садится на стену рядом со мной.
– Лили не обязана прощать тебя.
– Что?