Все наши скрытые таланты

Это Дьявол. Не театральный, не такой, которым наряжаются на Хэллоуин. А старомодный библейский дьявол с рогами и козлиными ногами. Рядом с ним бредут два человека, мужчина и женщина, скованные цепями.

Никто из нас не произносит ни слова.

– Мэйв, – наконец прерывает молчание Ро. – Наверное, тут ты должна сказать мне, карта не так плоха, как кажется.

– Э-мм…

– Мэйв.

– Я думаю! Не забывай, прошло какое-то время, я успела кое-что забыть. Итак, Дьявол, как правило, означает нечто, имеющее контроль над тобой. Обычно это пристрастие, порочная привязанность или неспособность порвать плохие отношения. Но в случае с Лили это может быть Домохозяйка.

Он снова поднимает карту и рассматривает ее. И опять же меня пронзает тошнота и чувство, будто мое тело связано с картами и, следовательно, с ним.

– Ро, не надо.

– Не надо что?

– Трогать их.

– Но… почему?

– Не знаю. Мне становится не по себе.

– Не понимаю. Ты в порядке?

– Дай мне секунду, ладно? Всего лишь секунду.

Я прислоняюсь к стене туннеля, закрываю глаза и медленно дышу. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Стена холодная и сырая, ее серая влага проникает через пальто и заставляет покрыться мурашками спину.

Проезжает еще одна машина. Еще одна вспышка фар, свет которых танцует на моих веках.

Мой мысленный взор разделяется надвое, как это иногда показывают по телевизору. Я плутаю в своих внутренних потемках, но одновременно вижу с другой стороны туннеля, как качается моя голова. Свет выхватывает выступившие на лбу капли пота.

– Мэйв, – говорит Ро.

Или говорю я – я точно не уверена. Я чувствую, как мой рот произносит мое собственное имя, но рот не кажется моим.

Я утыкаю лицо в колени и обхватываю ноги руками. Я что, заболела? Меня сейчас вырвет?

Пожалуйста, лишь бы не вырвало. Пожалуйста, лишь бы не вырвало.

– О черт, Мэйв. Не отрубайся. Вставай, пойдем отсюда.

Он обхватывает рукой мои плечи.

– Давай, Мэйв, вставай. Ты можешь встать.

– Мммм-ннн-нет, – бормочу я.

– Ну ладно, прекрасно. Я посижу с тобой тут, пока ты не сможешь.

Он тоже опирается спиной о стену, не снимая своей руки с моих плеч. Я падаю на него, погружаюсь носом в изгиб его шеи. Сквозь наступающую тошноту я ощущаю его запах. С привкусом дыма, сладковатый, чистой одежды и почти выветрившегося дезодоранта. И на фоне – слабый аромат дома О’Каллаханов. И еще свежий пот.

Его рука гладит мои волосы, пальцы погружаются в длинные локоны.

Я мысленно пытаюсь запомнить эти ощущения, чтобы пережить их позднее, когда мне будет не так ужасно.

Через несколько минут тошнота начинает проходить. У меня до сих пор кружится голова, но не так, когда хочется в любой момент стошнить.

– Хорошо пахнешь, – говорю я.

– Спасибо.

– Мне нравится, что от тебя не пахнет парнями.

– И как же они пахнут? – смеется он.

– Как «Lynx Africa» и «Hugo Boss».

– А, – снова усмехается он. – Нет, это смесь моего собственного приготовления.

– Правда?

– Ага.

Я чувствую, как его лицо расплывается в усмешке.

– «Sure» для мужчин и «Шанель номер 5».

Мы смеемся вместе. Смех вибрацией прокатывается по нашим телам.

Я еще сильнее утыкаюсь в его шею.

– Я просто думаю, что ты такой классный.

Поверить не могу, что я это сказала. Взяла и сказала. Слово «классный» в моих устах звучит очень смешно, словно напоминание о восьмидесятых.

Его грудь вздымается, и он протяжно вздыхает.

– Мне еще никто такого не говорил, – утверждает он. – Мне кажется, ты тоже классная, Мэйв. Но ты ведь это и так уже знаешь, правда?

– Нет.

– Не выдумывай. Ты была «класснее» меня с тех пор, как тебе исполнилось восемь.

– Ну, это правда.

– Ладно, пойдем домой. Твои родители, наверное, уже волнуются.

Я ощущаю в своей ладони его теплую крепкую руку.

– О, кстати, мы забыли последнюю карту, – говорит он.

Он переворачивает последнюю карту в раскладе Лили, и в голове у меня раздается гул, который я ошибочно принимаю за звук проезжающей мимо машины. Туннель заполняет яркий свет, и я слышу свой крик – свой собственный, крик Ро или крик миллионов людей, завопивших разом.

Перед глазами у меня плывут пятна. Лиловые, синие, золотистые всполохи затуманивают мой взор. Через секунду я ощущаю лбом холодный гравий. И отключаюсь.

20

Мои пальцы движутся вверх и вниз по грифу гитары. Каждый раз, нажимая на струны, я ожидаю прикосновения стали к моей коже, но так и не ощущаю его. Гитара кажется мне привычной. Струны – продолжением моей руки.

Но я не играю на гитаре.

Я изучаю свои руки, наигрывающую энергичную, повторяющуюся мелодию, и понимаю, что это не мои руки. Во-первых, мои ногти выкрашены в лазурный цвет. Во-вторых, они почти вдвое больше обычного размера.

Охренеть, я в спальне Ро!

Охренеть, я в голове Ро!

Я сижу в его теле как зритель. Его глаза – мой экран кинотеатра, его мозг – мое кресло. Окно открыто, и из сада снаружи доносится едва различимое трепыхание белья на веревке. Лето. Прошлое лето. Девять месяцев назад.

Раздается стук в дверь.

– Да, – говорю я, и в комнату небрежно входит Лили.