Пусть у нас и схожий набор генов, но она совсем не походит на меня. Никогда не походила. Она высокая, светловолосая, размахивает руками. Всегда настороже, готовая сорваться, как газель. Я же приземистый и темноволосый, ковыляющий барсук, фантазирующий о жизни жирафа.
В этот момент я чувствую, как мой голос Мэйв пытается прорваться сквозь поток мыслей Ро. «
Лили садится, скрестив ноги, на пол перед моей кроватью. Я поправляю анкерный стержень гитары, намеренно стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Мама распсиховалась, – говорит она с легкой усмешкой.
«
– Хочешь, я что-нибудь скажу им, – предлагает Лили, поглядывая из-под своей низкой челки. – Скажу, что не такая уж это и проблема, или что еще?
– Не, все нормально. Тебе не обязательно вмешиваться.
– Ну ладно, – говорит она.
Мы сидим молча. Я начинаю перебирать струны. Едва лишь Лили собирается подняться, мои губы – точнее, губы Ро – начинают шевелиться.
– Думаешь, надо было отпираться? Сказать, что это… компьютерный вирус, спам или что там?
Лили трясет головой.
– Нет. Они бы поверили, но нет.
– Но жить было бы легче.
– Легче для кого? – спрашивает Лили. – Для них? Чтобы они могли делать вид, что у них сын-натурал?
«
– Наверное.
– Послушай, – говорит она, слегка пожимая плечами. – Среди людей полно «би».
– Но не все же. Не среди О’Каллаханов.
Мы смеемся, снимая напряжение. Мы знаем, что у нас хорошие родители. Но мы также знаем, что мама и папа смотрят на своих чудных детей с растущей тревогой. Как будто недавно купленные ими «морские обезьянки» для аквариума слишком быстро эволюционировали в паразитов.
«
«Убирайся из моей головы», – следует ответ.
21
Когда я прихожу в себя, снегопад усилился, и теперь снег задувает в подземный переход.
Ро проводит по своей голове руками, пытаясь стряхнуть грязь. Мы сидим и, напряженно дыша, смотрим друг на друга, не в силах придумать, что сказать. По крайней мере, подходящее к ситуации.
Мы разглядываем друг друга в смущении. Даже теперь, когда я не в голове Ро, я знаю, что мы думаем об одном и том же: «Неужели это было на самом деле?»
Нас в каком-то смысле обоих «раскололи». Я знаю, что он бисексуал. А он знает, что я думаю о нем. Пока я была в его голове, от него просто не могла скрыться захлестывающая меня волна обожания.
На его лице отражено замешательство. Отвращение? Не могу сказать. О боже, пусть кто-нибудь заговорит;
– Поэтому ты хотел покинуть собрание «ДБ», – произношу я наконец. – Ты знал, что Лили ни за что не вступила бы в гомофобную группу.
Ро кивает.
– Мне жаль, что так получилось с твоими родителями, – говорю я. – Что они расстроились из-за… этого.
– Спасибо, – отвечает он дрогнувшим голосом. – Извини, Мэйв. Я не знаю, происходит ли с тобой то, что только что произошло, все время и побочный ли это эффект Таро или чего-то еще, но мне сейчас точно нужна минута.
– Да. Конечно, – спешу ответить я. – Только такого раньше
– Я не знаю, что думать.
Ро отворачивается. Я подбираю карты с земли. Уголки некоторых помялись от влаги. Я очищаю их рукавом пальто, до сих пор пытаясь как-то их защитить, несмотря на все, что они мне принесли. Ветер сдувает последнюю карту расклада, я бегу за ней по туннелю и наконец-то хватаю. Вот она, виновница беспокойства.
«Любовники».
О боже.
Я засовываю ее в колоду.
Я каким-то образом совершенно четко себе представляю,
Мы выныриваем из туннеля. До сих пор валит снег.
– С тех пор как я снова нашла карты, я ощущаю странное чувство… связь с ними. Как будто нас соединяет невидимая цепь. И когда ты начал прикасаться к ним, я почувствовала… как будто в цепи образовалось еще одно звено, и это звено – ты.
– Значит, ты думаешь, это имеет отношение к… ней? К Домохозяйке?
– Может быть. А может быть, и к картам в целом. Они проклятые или что-то еще. Заколдованные.
– Проклятые. Заколдованные. Господи боже мой, в каком мы телешоу?
– Не знаю, – уныло говорю я. – «Скрытая камера на первом»?
– Ты была в моих воспоминаниях, Мэйв. В моей голове.
– Я не хотела!