– Снегопад, – снова пытаюсь я. – Последний раз, когда только в Килбеге, в отличие от всей страны был такой же сильный снегопад.
Она продолжает орудовать ножницами. Открывает ящик и кидает обрезки в него. Она пытается не встречаться со мной взглядом, но я вижу, как шевелятся ее губы.
Она пытается выпроводить меня заклинанием. Меня вдруг охватывает странное упрямство. Я сжимаю свой браслет, сделанный из шнура халата, и тоже начинаю шептать:
Она поднимает голову, и ее глаза, серые и тусклые, глядят прямо на меня. Она не говорит ни слова, не шевелит ни одним мускулом. Просто медленно закрывает глаза, и мои глаза тоже начинают закрываться.
Перед моим мысленным взглядом возникает образ. Она как будто стоит рядом со мной у реки и разглядывает плывущий по течению ящик из-под молока.
– Еще не время, – говорит она. –
– А когда?
– Когда я буду уверена, что ты не поступишь как-нибудь безрассудно, узнав про это.
– Не поступлю.
– Поступишь.
Она находится в моей голове, как я однажды была в голове Ро или он в моей. Единственное различие в том, что она полностью контролирует ситуацию. Делает это осознанно.
Едва я думаю, что на этом наш разговор закончен, как она произносит последнюю фразу. Мысленно посылает ее мне, даже не шевеля губами.
И на этом мысленная картина вдруг пропадает. Мы снова стоим в лавке с открытыми глазами. Колокольчик у двери звенит, внутрь заходит какая-то женщина и начинает спрашивать про эфирные масла.
– До свидания, Мэйв, – говорит продавщица.
Я ухожу.
31
Я не имею ни малейшего представления, что надеть на выступление в «Кипарисе». Ро сказал только, что оно как-то связано с ЛГБТ, а это значит… что? Я не могу пойти в голубом платье, в котором ходила на барбекю к Фионе, потому в таком только знакомятся с родителями подруги. Но никаких «крутых шмоток» у меня тоже нет. Очевидно, «сенситивность» не распространяется на одежду.
Я должна быть благодарна, что мне вообще разрешили пойти. Многие родители до сих пор напуганы и проявляют строгость. Мама с папой тоже сначала не хотели меня отпускать, но за меня вступилась Джоан. Она сказала, что это очень важно – чтобы я поддерживала благотворительность. Я даже удивилась, как активно она настаивала на своем.
– Я отвезу ее и привезу обратно. Вы же знаете, что сейчас происходит в мире, – сказала она. – Сейчас нам понадобятся любые союзники, которых мы только сможем найти.
Я осматриваю гардероб Джоан, но ее стиль слишком практичен, свеж и спортивен. Мне нужно что-нибудь в духе гранжа, а не розовые поло. Я нахожу чулки в сеточку, которые она надевала на Хэллоуин, но это самое лучшее, что мне удалось найти. В старой спальне Эбби мне везет не больше. После нее остались только разбросанные по всему дому тренировочные штаны и толстовки. Правда, я выуживаю из ее ящика темно-фиолетовую помаду, которая неплохо смотрится с моими темными волосами.
Настоящий приз ожидает меня в комнате Пэта, где я нахожу большую черную футболку с Кейт Буш. И я знаю несколько песен Кейт Буш, поэтому не буду ощущать себя в этой футболке, как абсолютная самозванка. Я обрезаю пару старых джинсов в шорты и надеваю под них чулки в сеточку.
После долгого изучения своего отражения в зеркале я решаю, что похожа на посетительницу концерта.
Теперь единственная проблема – это спуститься по лестнице.
– О, вы только посмотрите, – говорит мама.
– О, вы только посмотрите
– Девочка-рокерша! – оживленно восклицает папа. – Настоящая рокерша!
– Перестань, – умоляю я.
– Не перестану, – говорит папа.
– Мэйв, эта футболка
– Так и задумано, – говорю я неуверенно. – Джо, так ты меня подвезешь?
– Ага, – говорит она, допивая кофе. – Садимся в «лез-мобиль».
В машине она молчит и лишь улыбается, поглядывая на меня.
–
– Не могу удержаться. Выглядишь великолепно. Моя сестренка!
– Джо, Богом клянусь…
– Значит, твой парень выступает в группе?
Я молчу. Мы с Ро до сих пор не говорили. Я даже не знаю, хорошо ли поступаю, отправляясь на концерт, но сейчас еще хуже было бы не пойти на него.
– Все еще секретничаете? Господи, наверное, это серьезно.
– Вообще-то я… – голос мой дрожит. – Я не знаю, вместе ли мы еще.
– О нет! А что случилось?
– Мне кажется, я все испортила. Я слишком…
– И что это значит?
Я грустно усмехаюсь.
– Ты понимаешь.
– Нет.
– Сердилась. Ревновала. Стервозничала. Манипулировала. Что угодно.
– А.
– Ага.
– Ну, быть собой – не только это. Ты забавная. Уверенная в себе. Ты знаешь свои сильные и слабые стороны.
О боже. Какие редкие комплименты. И подозрительные.
– Что-то ты сегодня какая-то слишком добрая.